История катаклизма. Книга вторая. Пятый Аспект. Часть 1 - Кассандра Дженкинс

Кассандра Дженкинс

Пятый Аспект. Часть 1

Пролог

Пандарена Хейдив-Ли переполняли дурные предчувствия, но пути назад не было — все дальше от селения уводила каменистая тропинка, петляя среди темного хвойного леса. Так же тихо, как опавшие иголки под ногами, потрескивало пламя факела в его черно-белой лапе. Пропитанные смолой сосновые лапы низко нависала над тропинкой, и Хейдиву то и дело приходилось опускать факел, чтобы ненароком не поджечь лес.

Округлые черные ушки медведя улавливали каждый неосторожный ночной звук — с шорохом перебегали с одного дерева на другое белки, мягко хлопали покрытые пухом совиные крылья, острый слух пандарена мог распознать даже далекий и глухой звук прибоя. Но безлунной ночью в мелькнувшем на ветвях пятне Хейдив-Ли не мог отличить сову от белки — его черные глаза-бусинки видели только при хорошем освещении.

Небесный океан готовился к шторму. Задевая макушки сосен свинцовым брюшком, по небу ползли низкие тучи. Казалось, что и одной сосновой иголки будет достаточно, чтобы их переполненные тела лопнули и разразились продолжительными ливнями.

За ним никто не гнался, но Хейдив почти бежал, прорываясь через захватившие извилину тропинки кусты чертополоха. В знакомом вдоль и поперек, безопасном лесу Пандарии не было ничего и никого, что могло бы угрожать жизни пандарена, но его сердце колотилось, как и у загнанной в ловушку жертвы. Знакомые с детства вековые сосны при свете факела превратились в кривые, облезшие стволы, за которым прятались дрожащие тени.

Хейдив-Ли стремился к берегу острова, от которого в прежние дни предпочитал держаться как можно дальше. Пандарен то и дело оглядывался на то, что так сильно пугало его. И было это не позади и не пряталось за преобразившимися соснами. К своей черной с белой манишкой груди пандарен прижимал небольшой сверток, и именно на него Хейдив-Ли глядел с нарастающей тревогой.

Новорожденный человеческий младенец до сих пор не издал ни звука.

Шайя-Ли — жена Хейдива — вынесла ребенка из хижины, как только он появился на свет. Хейдив еще чувствовал жар его тела, когда он оказался в его руках. Кровавые разводы на льняных тряпицах, в которые укутали малыша, были влажными. В этом ворохе пеленок пандарен даже не смог разглядеть личика младенца.

— Как она? — прошептал жене Хейдив.

Шайя-Ли покачала головой и тоже ответила шепотом:

— Очень плохо. Надеюсь, мы не опоздали. Иди, Хейдив, пора.

Захватив один из факелов и прижав к груди горячего младенца, пандарен направился к неприветливому черному лесу. Ничего другого не оставалось, ведь это была его идея.

Хейдив уже преодолел половину пути, а новорожденный по-прежнему молчал. Отец пятерых детей надеялся, что теплые объятия всего лишь убаюкали человеческого ребенка. Остановиться и развернуть пеленки пандарен не решался. Обратного пути не могло быть. Он все равно доставит младенца Бронзовому Дракону — даже спящим и молчаливым. Хейдив допускал мысль, что, возможно, человеческие младенцы, в отличие от пандаренов, при своем рождении вовсе не обязаны заходиться в истошном крике.

Грозовые тучи по-черепашьи неспешно преодолевали небосвод. Сосны источали крепкий хвойный аромат, который при полном безветрии застаивался и кружил голову не хуже темного медового пива. Черно-белой стрелой Хейдив мчался через хвойные леса на встречу со Спасителем Пандарии.

Века минули с тех пор, как могущественный Аспект Времени скрыл остров пандаренов в Безвременье. Но даже спустя столькие годы спокойной жизни, Хейдив-Ли помнил истории Кейган-Лу об Азероте, где вместо урожая сеяли смерть, о детях, которые из-за оружия отвыкли от игрушек. Такой мир, в котором ненависть впитывалась с молоком матери, не подходил пандаренам. Они испробовали все, лишь бы не допустить войны в Азероте, но к миролюбивым медведям мало кто прислушивался. Расы Азерота с упоением уничтожали друг друга, и пандарены не могли оставаться в стороне. Для них жизнь была основой мироздания, а ценность жизни — неоспоримой истиной. Войны губили Азерот, и пандаренов постигла бы та же участь, что и другие расы, если бы в их судьбу не вмешался Бронзовый Дракон. Ноздорму спас мирных медведей, скрыв Пандарию в особом временном потоке. И в те далекие времена предки Хейдива заключили с Аспектом Времени договор — когда придет срок, пандарены должны были выполнить одну-единственную просьбу Ноздорму. Разве могли они отказать своему Спасителю?

На смену тревогам пришла плавная размеренность, в которой навсегда были забыты многие традиции, обязательные для выживания в жестоком Азероте. Таким был и совет племени. В новой островной жизни редко появлялись серьезные задачи, которые требовали созыва всего племени и которые не находили бы быстрого отклика среди сородичей. Веками никто не ступал на их земли, не пробовал их пива и не нарушал устоявшегося уклада жизни Пандарии.

Пока не пришел час исполнять данное веками назад обещание. Бронзовый дракон вновь прибыл в земли Пандарии и на этот раз не один — на его спине лежала беременная человеческая женщина. При смерти.

Кейган-Лу был единственным пандареном, который выжил с тех древних времен. Старый Кейган больше походил на снежного медведя, чем на пандарена — черные пятна на его лапах и ушах поседели. Он редко покидал своей хижины, но до сих пор помнил день Обещания.

— Кейган-Лу, — пророкотал бронзовый гигант, — твой народ обещал мне.

Великовозрастный пандарен выглядел польщенным. Сам Аспект Времени помнил его имя. Молодые пандарены сбились за седой спиной Кейган-Лу. Хейдив тоже был среди них, но больше, чем остальных, его внимание привлек вовсе не бронзовый дракон, а бледная, не приходящая в сознание женщина. Едва заметив ее состояние, Хейдив-Ли готов был сорваться с места, чтобы помочь ей. Только ради сохранения чуда жизни, данного самой Матерью-Природой, пандарены бежали из Азерота, хотя и нельзя было назвать этот поступок храбрым. Но Ноздорму не спешил расставаться со своей ношей.

Кейган-Лу не стал рассказывать Ноздорму о том, что его статус и возраст ничего не решают в равноправном обществе пандаренов.

— Пандарены чтят свои обещания, Аспект Времени, — только и ответил он.

Тогда Ноздорму позволил им снять со своей спины не приходившую в сознание женщину, и Хейдив-Ли вместе с другими лекарями, наконец, обступили ее.

Спутанные соломенные волосы скрывали бледное лицо и закатившиеся глаза. Ее била лихорадка, а приоткрытые сухие губы жадно и часто ловили воздух. Ее словно морили голодом, такой истощенной она выглядела. Ее худая, почти прозрачная рука лежала на чрезмерно огромном животе, и этот обвитый синими полосам вен живот, казалось, вобрал в себя все жизненные силы женщины, оставив ей лишь крохи. Чутье подсказывало Хейдив-Ли, что эта беременность противоречила всем законам Матери-Природы.