В тени малинового куста - Рута Юрис

Рута Юрис

В тени малинового куста

Две верных подруги,

Любовь и Разлука,

поделятся с нами сполна…

Булат Окуджава

Пролог

Странный сон ему приснился сегодня. Какая-то цыганка в пестром халате протягивала ему корзину спелых румяных яблок. Они были похожи на муляжи, но все разрезаны пополам.

– Ищи! – сказала цыганка и пропала.

Он брал эти половинки и пытался складывать их вместе, но они никак не подходили друг к другу. Потом он все-таки нашел те, что были половинками одного целого яблока, сложил их вместе. И это сложенное яблоко вдруг выскользнуло из рук и покатилось под стол. Он полез доставать его, но ударился головой о ножку стола и… проснулся.

Он не верил снам, но, покидая номер, увидел под столом сморщенное и почерневшее от гнили яблоко. И перекрестился, хотя никогда в Бога не верил.

В кафе аэропорта Домодедово они заняли столик у открытого окна. Дочь что-то хотела сказать отцу, однако он опередил ее.

– Фима, я буду тебе благодарен, если ты помолчишь.

Девушка нахмурилась и склонилась над вазочкой с мороженым, лишь иногда бросая исподлобья взгляды на отца.

Из окна была видна взлетно-посадочная полоса, а за ней до самого горизонта тянулся резной полоской обычный подмосковный лес, по которому уже прогулялась осень, оставив среди зелени ярко-желтые пятна берез. Налетевший ветерок принес вместо выхлопной самолетной гари запах этого осеннего леса с его горчинкой грибниц и опавших листьев. Мужчина повернулся в сторону окна и, кажется, не мог надышаться этим запахом. Там, где он прожил тридцать лет, так никогда не пахло.

Четки в его руках пощелкивали. Взгляд был устремлен куда-то далеко в прошлое…

Октябрь 1973 года. Пригород Вены.

Тридцать лет… Да, через месяц будет тридцать лет.

«Oh, my God, the next October!» – подумал он и поймал себя на том, что думает по-английски. Когда это с ним случилось? Теперь и не вспомнишь. А тогда…

И он ясно увидел картинку, навсегда засевшую в памяти.

Коробки, баулы и его полупустой рюкзак, сиротливо приткнувшийся к стойке двухъярусной кровати. Он ведь так и не выбросил его. Не смог. Запрятал в гараже. Рюкзак был для него окошком во времени, через которое он мог вернуться назад.

А картинка все стояла перед глазами.

Молодая его жена дремала, положив голову на колени матери. Он укрыл ее своей курткой. Уже несколько дней в Вене шли дожди, в ангаре для иммигрантов пахло сыростью. Он и сейчас помнит этот запах.

Тесть забрал у суетящейся жены сумку. Громко щелкнув замком сумки, положил ее к себе на колени и пробурчал: «И это Западная Европа! В туалете пивбара «Жигули» и то не такое амбрэ… Конец всякой географии!»

Теща безмолвно плакала, поглаживая дочь по голове, вот тогда впервые он пожалел о своем поступке.

Они ждали вылета в Нью-Йорк.

Это было давно…

Это было вчера.

Предательский холодок пробежал по спине. Передернув плечами, мужчина искоса взглянул на дочь. Она была похожа на него, только смугла, чернява, и волосы вились крупными завитками, как у матери.

«Интересно, – подумал он, – а на кого бы были похожи наши дети?»

Там, на Брайтон Бич, ему иногда казалось, он сходит с ума оттого, что первой и единственной его женщиной стала жена, а не та, которую он любил и бросил, стремясь уехать в Америку. Он назначил себе роль предателя, страдал все тридцать лет и не находил себе оправдания… Он жалел не себя, а свою несчастную жену, и понимал, что все его болезни не свалились с неба – это все нервы. И боялся думать, что стало с той, которую он предал.

Он залпом допил коньяк. Вытащил дорогую кубинскую сигару, каттером отрезал кончик и раскурил ее. Дочь, внимательно наблюдавшая за отцом, сердито сказала по-русски:

– Да не придет она, ты еще не понял? Не придет! Поглядела на тебя и хватит. У нее своя жизнь, и у тебя, между прочим, тоже.

– Я просил тебя помолчать, – повторил он.

Дети бывают очень жестоки, даже если любят родителей. Девушку раздражало, что отец так страдает. Три недели назад он просто принес два билета на самолет и велел собираться, не объяснив зачем. Ей было жаль больного отца, и пришлось подчиниться, хотя она считала себя совсем взрослой и самостоятельной, ведь ей уже двадцать три. А сейчас она мечтала только об одном – поскорей улететь из этого непонятного чужого города.

– Папа, ты сошел с ума?! – перешла она на английский язык. – Тебе нельзя пить коньяк и курить! Что сказала бы мама и твой доктор?

Мужчина затушил сигару, допил стакан с минералкой и спрятал четки в карман. Дочь, что есть силы, стукнула маленьким смуглым кулачком по столу, уронила голову на руки и громко зарыдала. Пустая рюмка подпрыгнула и разбилась. Капелька коньяка на столе казалась капелькой крови.

В этот момент на первой строчке табло появилась надпись: «Comp Lufthansa – Moscow-Amsterdam». Мужчина подозвал официанта, расплатился, а потом обратился к дочери:

– У тебя есть платок? Приведи себя в порядок. И пойдем регистрировать билеты, пора! А она, если и приедет, то подойдет к стойке регистрации.

Прихватив свои чемоданы, они спустились на первый этаж.

Глава 1.Флоксы пахнут разлукой

Август…

Погода у нас в Москве странная. Май, озорной, переменчивый и лукавый май, с его первыми грозами, заморозками и горчинкой молодой зелени передает эстафету июню. А он, сходящий с ума от необъятных охапок благоухающей сирени, молодой и задорный, то заставит прятаться от набирающего силу летнего солнышка, то напугает дачников последними заморозками, а то и вовсе прикажет вытаскивать из шкафов уже подзабытые за жаркий май плащи и зонтики, повесив над отцветающими садами полупрозрачные тучи с прохладным дождем.

Мудрый июль поманит ягодами и грибами, подразнит эхом бродящих по лесу дачников и сгорит падающей хвостатой звездой в туманном августовском утре.

А в середине августа флоксы окутают своим ароматом палисадники. Подмосковные дачные флоксы, которые выбрасывают яркие соцветия в последние дни июля. Какая-то щемящая сердце грусть сквозит тонкой нотой в аромате этих цветов, приторная сладость убегающих летних дней. Этот терпкий запах всегда, даже в далеком безмятежном детстве, заставлял меня остановиться и задуматься. Тогда я и не понимала совсем, что за грусть такая наполняет сердце и рвет душу. Я просто уходила на свою заветную лежанку в старый малинник, обрывала последние засыхающие ягоды и смотрела в бездонное небо, подернутое дымкой, какая бывает только в августе. В конце лета темнеет рано и очень быстро. Ночи прохладные, и листья на моем любимом малиновом кусте покрываются росой. Небо усыпано бесчисленным множеством ярких звезд, и дыхание перехватывает от одной мысли, что где-то там, в немыслимой дали Вселенной, может быть, есть такая же девчонка, которая через бесконечность смотрит сейчас на меня.

Спроси меня тогда кто-нибудь, счастлива ли я – уж крикнула бы так, чтоб окрестные леса отозвались эхом: «Да-а-а!..»

Повзрослев, я поняла: флоксы пахнут разлукой.

Август прилепит к окну первые желтые листья. Сумрачным и дождливым августовским днем моя бабуля, сидя со штопкой у расчерченного дождевыми каплями окна, вздыхает: «Да, июнь – еще не лето, а август – уже не лето…».

Колесо Фортуны сделало еще один оборот и вот опять…

Полинявшее небо. Август. Флоксы. Ускользающее лето осыпается речным песком сквозь пальцы. Ведь только-только был июнь.

Вот и ловишь каждый миг в преддверии слякотной осени. Так хочется еще разочек пройтись босиком по траве. Надеть сарафан и подставить уже остывающему солнышку тронутые загаром плечи.

А осень я не люблю. Особенно сухую и солнечную.

Проводив мужа на работу, я стала собираться на дачу.

Правда, сомнения вызывал прогноз погоды, заявленный накануне тощей девицей, рассказывающей телезрителям о предстоящих природных катаклизмах и магнитных бурях.

– Враки! – сказала я в ответ телевизионной красотке, укладывая вещи в багажник.

И не ошиблась. Уже с самого утра было понятно, что с прогнозом погоды нас опять обманули. Нет, это, пожалуй, слишком грубо. Надо так: в прогнозе погоды была допущена некоторая неточность. В лучшую сторону.

Теплый ветер приятно обдувал загорелые руки, лежащие на руле. Газовый шарфик, обшитый по краям бусинками, струился за мной, изредка пощелкивая по спущенному капюшону моего желтого кабриолета.

Середина недели, и в это полуденное время дорога в сторону области почти пуста сегодня. Возле ворот придорожных домов в Бузаево и Борках выставлены ведра с букетами гладиолусов, сложены наколотые дрова для шашлыков. У каждого свой бизнес…

Я люблю наблюдать за этими сезонными изменениями, когда езжу на дачу.

В начале мая от Раздоров до Бузаево кусты сирени в каждом палисаднике лишь слегка подернуты зеленой дымкой молодых листочков. Над шоссе витает горьковатый запах молодой зелени, а небо и лес вдоль дороги кажутся совсем прозрачными. Потом, в конце месяца, эти кусты сирени превращаются в необъятные букеты всевозможных оттенков.