Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

ГЛАВА I. НАПОЛЕОНОВСКАЯ ГЕРМАНИЯ. РЕЙНСКИЙ СОЮЗ. 1800—1813

Период с 1800 по 1813 год является для Германии эпохой глубоких изменений. Старая империя рушится, обветшалые политические формы исчезают; народы объединяются в сравнительно небольшое в число королевств и герцогств; на земле, освобожденной от загромождавших ее обломков, веет новым духом, и великие порывы страстей и надежд овладевают людьми; горизонт расширяется, пробуждается мысль, и по пути шествия французских войск распространяются идеи свободы и равенства. Свершившиеся тогда перемены влекут за собой такие материальные и моральные улучшения, что как подданные, так и монархи на время забывают о чужеземном господстве. Однако мало-помалу крайности и насилия Наполеона лишают его общего расположения. Оппозиция, зародившаяся сначала в высших классах, быстро распространяется и усиливается, и в час величайших опасностей Наполеон встречает вокруг себя лишь ненависть или равнодушие. Но дело его переживает его господство: некоторые из созданных им государств продолжают существовать в том виде, какой он придал им, народы выходят из-под его власти с более ясным сознанием своих нужд и своих прав, и в новой Германии, создать которую помог Наполеон, Европа уже не находит былой «Священной Римской империи германской нации».

Решение имперской депутации 1803 года. Не без сожаления примирились крупные немецкие князья с необходимостью отказаться от надежд на мир ц на расширение владений, чем соблазняли их в Раштадте представители Директории. Как только счастье вернулось к Франции, они стали подумывать о союзе с нею. Все склоняло их к этому: личный интерес, их традиции, их воспитание, настроение их подданных. То здесь, то там обнаруживались революционные симпатии: в Мюнхене, где иллюминаты сохраняли еще некоторое влияние, группа патриотов поговаривала о провозглашении республики; к Декану и Моро обращались с просьбой сделать для Германии то, что Бонапарт сделал для Италии; в Вюртемберге, где герцог Фридрих находился в постоянной борьбе «о земскими чинами, резкие памфлеты подстрекали крестьян к восстанию. Эта довольно поверхностная агитация могла, юднако, сделаться опасной: единственной действительной гарантией против революционной пропаганды являлся союз >с Францией; с большей или меньшей готовностью князья и решились на него. Современные (германские) историки, в поисках обвинительных пунктов против сепаратизма, жестоко» упрекают немецких князей за этот союз; упреки эти неосновательны. Государи, своим отложением от Австрии подготовившие крушение старого строя, в сущности служили делу Германии, так как для своего устроения ей необходимо было освободиться от сковывавших ее средневековых традиций. Каждый период истории Германии отмечен был успехами в этом направлении. Наступил момент, когда крупные князья, мало-помалу расширившие свои владения и права, должны были окончательно сбросить иго иноземной династии и вместе с тем подчинить своему господству всю эту массу непосредственных (Reichsunmittelbar)[1] династий, обилие которых препятствовало развитию нации.

Эта работа освобождения и упрощения продолжалась непрерывно с 1800 по 1816 год. Чтобы оценить ее значение, недостаточно указать на то, что 1800 или 1900 государств и владений, насчитывавшихся статистиками в 1789 году, были сведены в 1815 году к 39; надо вспомнить еще необычайную сложность границ, запутанность владений, бесконечную чересполосицу, которая превращала дореволюционную Германию в самую причудливую шахматную доску, какую когда-либо знала география. В этот хаос латинский дух должен был внести порядок и ясность, освободить почву от всех этих пережитков прошлого, создать подлинно органические государства, дееспособные и жизненные.

Писатели XVIII века дали Германии умственное и нравственное единство; но если стремление выйти из политической анархии и было всеобщим, то никто не находил средств к тому и никто не питал на это надежды. Под напором французских армий «рушились преграды, стеснявшие скорее нравственно, нежели материально, и в то самое время, когда угрозы иностранной державы делали более желанным создание прочного национального единства, оно перестало казаться неосуществимым идеалом. Поворотный пункт остался позади, и отныне цель, хотя еще я далекая, кажется ясной и определенной. Несомненно, смутная потребность Германии в объединении, использованная ранее мелкими князьями, должна была теперь обратиться против них; их непредусмотрительное честолюбие ускоряло их собственную гибель, и они являлись заранее намеченными жертвами преобразования, бессознательными орудиями которого они были прежде. Хотя князья имели в виду только свои династические интересы и в последствии пытались остановить поднятое ими самими движение, все-таки они явились, таким образом, первыми инициаторами национального дела, и несправедливо было бы упускать это из виду.

В этой работе упрощения и освобождения страны решение имперской депутации 1803 года знаменует собой первую попытку, еще робкую и неполную, но все же решающую. Установив границу между Францией и Германией по руслу реки Рейна, Люневильский договор ввел принцип секуляризации. Тщетно пыталась Австрия спасти духовных владетелей: она была слишком истощена, чтобы бороться одновременно с желаниями первого консула и с разгоревшимися вожделениями германских князей. Все разрешилось без нее и против нее. Чтобы снискать благосклонность Бонапарта и его агентов, все средства были хороши — и низкая лесть и подкуп. Эти интриги, оскорблявшие у немцев чувство стыда и никому не делавшие чести, не изменили основных очертаний плана первого консула. Он хотел уничтожить влияние Австрии в Германии; для этого Бонапарт решил уничтожить всех мелких властителей, обычно пользовавшихся покровительством Австрии, и создать по соседству с Францией несколько государств, достаточно могущественных и честолюбивых, чтобы сдерживать всякое наступательное движение Габсбургов, и слишком слабых, чтобы обойтись без покровителя или оспаривать поставленные им условия.

Прежде чем основать Рейнский союз, Бонапарт подготовил его составные части. Знаменитое решение имперской депутации (собравшейся 25 февраля 1803 г.), принятое сеймом 24 марта и скрепленное 27 апреля императором Францем II, уничтожило 112 государств и распределило 3 миллиона их подданных между дюжиной князей. Из имперских городов только шесть сохранили свою самостоятельность: Аугсбург, Нюрнберг, Франкфурт, Гамбург, Времен и Любек. Церковные владения отныне представлены были только Тевтонским орденом, рыцарями св. Иоанна Иерусалимского и курфюрстом-архиепископом Регенсбургским, князем-примасом Германии и эрц-канцлером Священной империи. Слабое удовлетворение для Австрии! Действительно, если бывший помощник майнцского архиепископа Дальберг избегнул опалы, то только потому, что Бонапарт угадал в этом просвещенном прелате, хваставшем своим патриотизмом, человека легкомысленного и пустого, готового подчиниться сильной воле. Консулу была очень кстати иметь в Германии своим орудием человека, который насчитывал среди своих друзей самых знаменитых писателей века, — человека, в котором никто не отрицал благородных намерений и просвещенности.

Среди государств, поделивших между собою добычу, отнятую у лишенных владений прелатов, наиболее щедро вознаграждены были — наряду с Пруссией, с которой все еще рассчитывали вступить в союз и которая прочно обосновалась между Рейном и Эльбой, — оба Гессена, Вюртемберг, а особенно Баден, получивший более 200 ООО нового населения и образовавший почти непрерывную территорию по правому берегу Рейна, а также Бавария, вознагражденная, наконец, за долгую свою верность французской политике. В обмен за отдаленные и разбросанные владения последняя получила целиком епископства Аугсбург и Фрейзинген и части епископств Пассау и Эйхштедт, пятнадцать вольных городов, большое число аббатств, а главное — великолепные архиепископства Вюрцбург и Бамберг.

Огражденная отныне от каких бы то ни было австрийских поползновений, Бавария если и не достигла еще предела своих честолюбивых стремлений, то по крайней мере ясно видела, по выражению Монжела, те цели, к которым ей следовало направить свои усилия. Она снова вернула себе господство в южной Германии, установленное Максимилианом II в Тридцатилетнюю войну; в то же время новые провинции Баварии, слывшие одними из самых богатых и просвещенных в Германии, стали служить ее государственным деятелям точкой опоры для того, чтобы вырвать страну из оцепенения, в которое ее ввергли нетерпимость и лицемерный деспотизм ее последних властителей.

Трактаты 1803 года предусматривали сохранение «Священной Римской империи», но это была лишь одна из тех формул, которыми робость дипломатов обычно прикрывает значительность произведенных изменений. Император в XVIII веке сохранял кое-какое влияние лишь благодаря состоявшим под. его покровительством мелким князьям, особенно духовным, которые, не задаваясь обширными честолюбивыми замыслами, группировались вокруг него в ожидании милостей. Ему выгодна была всеобщая анархия, запутанность прав и неясность традиций. Германия была чем-то вроде обширного поместья, на которое император имел права непрочного и неопределенного сюзеренитета и которое давало ему кое-какие выгоды; страна поделена была между небольшим числом собственников, очень жадных, крепко державшихся за свои права и твердо решивших ни с кем ими не делиться. Франц II не питал никаких иллюзий насчет решения имперской депутации 1803 года и показал это, присоединив к своему титулу избранного императора Германии титул наследственного императора Австрии (11 августа 1804 г.). Два года спустя (6 августа 1806 г.) он отказался от германской императорской короны и освободил всех членов империи от их обязательств.