Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика) - Макс Фриш

Фриш Макс

Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика)

Макс ФРИШ

Листки из вещевого мешка

Художественная публицистика

Перевод с немецкого

В сборник известного швейцарского писателя Макса Фриша (р. 1911) вошли не переводившиеся ранее на русский язык художественно-публицистические произведения: повести, дневники, эссе, речи, интервью, а также литературные портреты М. Фриша, написанные к его 70-летию собратьями по перу.

СОДЕРЖАНИЕ

"Это искренняя книга, читатель..." Н. Павлова

Явка с повинной. Перевод Н. Тишковой

Листки из вещевого мешка. Перевод Э. Львовой

Солдатская книжка. Перевод Э. Львовой

Дневник 1946-1949. Перевод Е. Кацевой

Дневник 1966-1971. Перевод E. Кацевой

О литературе и жизни

Мой бывший друг В *. Перевод Е. Кацевой

Воспоминания о Брехте. Перевод Б. Калинина

Культура как алиби. Перевод Н. Литвинец

Общественность как партнер. Перевод Н. Литвинец

Швейцария как родина? Перевод Н. Литвинец

К прекращению войны во Вьетнаме. Перевод Н. Тишковой

О литературе и жизни. Перевод А. Френкина

Начни с себя. Перевод В. Кузнецова

Встречи с Максом Фришем

Адольф Мушг. Голод на масштабность. Перевод Н. Федоровой

Мартин Вальзер. Попытка подступиться к мастеру дистанции не слишком близко. Перевод А. Карельского

Криста Вольф. Дорогой Макс Фриш... Перевод А. Карельского

Петер Вайс. Максу Фришу. В последний день 1980 года. Перевод Н. Тишковой

Комментарии. А. Гугнин

"ЭТО ИСКРЕННЯЯ КНИГА, ЧИТАТЕЛЬ..."

Один из крупнейших писателей современной Швейцарии Макс Фриш (р. 1911) известен у нас с середины 60-х годов. Начиная с этого времени один за другим переводились его романы - "Штиллер" (1954), "Homo Фабер" (1957), "Назову себя Гантенбайн" (1964), завоевавшие признание читателей и критики. В 1970 году вышел сборник его пьес, некоторые из них шли и на нашей сцене. Печатались его рассказы и повести. В течение по крайней мере двух десятилетий он был одним из самых читаемых зарубежных авторов.

Казалось бы, в ситуации, когда художественные произведения Фриша давно известны, выход в свет его публицистики может расцениваться как дополнение и приложение к главной части его творчества. Но, опережая суд читателей, скажу, что такой взгляд неверен. Заметки, статьи, выступления, речи Фриша, его военная проза и прежде всего два его дневника (1946-1949 и 1966-1971 гг.), в существенной своей части вошедшие в нашу книгу, не менее значительны, впечатляющи и интересны, чем его романы и пьесы. Склонность к публицистичности, вообще характерная для дарования Фриша, проявилась здесь всего органичней. Но публицистичность эта особого рода. Разобраться в ее особенностях и будет нашей задачей.

В 1937 году, имея за спиной один опубликованный роман, а в ящике стола рукописи нескольких произведений, Макс Фриш прочитал "Зеленого Генриха" классика швейцарской литературы Готфрида Келлера. Впечатление было настолько ошеломляющим, что начинающий автор разуверился в своих силах. Сложив все написанное в большой мешок, он отнес его в поле, где и предал огню, решив навсегда отказаться от литературного творчества. В следующие годы Фриш получил специальность архитектора. Архитектурной работе, продолжавшейся до начала 50-х годов, Фриш считал себя обязанным знанием практической жизни: строительные дела столкнули его с реальностью швейцарской экономики и социальным неравенством. "Ведь строишь всегда для общества", - писал он по этому поводу. Впрочем, социальное неравенство Фриш испытал и на собственной своей судьбе. Он родился в семье среднего достатка и должен был оборвать занятия германистикой в Цюрихском университете, куда поступил в начале 30-х годов, чтобы зарабатывать хлеб журналистской поденщиной. Архитектурное образование он получил благодаря помощи "со стороны" - значительной сумме, которой снабдил его богатый школьный товарищ, тот самый, о котором рассказывается в отрывке "Мой друг В." из автобиографической повести "Монток", помещенном в нашей книге.

Таким Фриша застала вторая мировая война. В первые же ее дни он был мобилизован: нейтральная Швейцария ощущала себя отнюдь не гарантированной от агрессии со стороны фашистской Германии. Тут, на итальянской границе, когда для досуга выпадали лишь редкие часы, он начал вести как будто бы ни к чему не обязывающие записи, своего рода дневник - тяга к писанию была неодолимой. Так возникли "Листки из вещевого мешка" (1940).

Мы можем, таким образом, сказать, если не считать раннего его романа, что тот Фриш, который завоевал впоследствии всемирное признание, начинался с публицистики. И публицистика эта была уже особой, характерной, фришевской.

"Листки из вещевого мешка" сообщают читателю много сведений о Швейцарии двух первых лет мировой войны. Мы узнаем, если не знали раньше, что, согласно конституции, тут нет постоянной армии, что каждый гражданин этой страны обязан пройти в определенном возрасте воинское обучение, после чего обмундирование и винтовка хранятся у него дома. В случае же военной опасности, как это и случилось в момент, описанный Фришем, армия должна стать под ружье, каждый едет к месту своего назначения, и вдруг становится заметно, что на свете "очень много швейцарцев".

Но намерение Фриша отнюдь не в объективном описании событий. Все пропущено через сознание пишущего, и если что-то и характерно для места и времени, то прежде всего это сознание.

В "Листках из вещевого мешка" Фриш впервые нашел форму отрывка, фрагмента, естественную для своего художественного мышления, определившего структуру не только его более поздних, писавшихся уже в расчете на читателя литературных дневников, но и такого, например, романа, как "Назову себя Гантенбайн", где фабула строится как череда фрагментов, как ряд историй, объединенных одним и тем же зачином: "Я представляю себе..." В "Листках из вещевого мешка" эта форма возникла сама собой - ее диктовала потребность фиксировать мысли и впечатления. И если во всех поздних своих произведениях Фриш неизменно находил провоцирующую ситуацию, толкавшую читателя к необычным умозаключениям (он начинал, например, с того, что заставлял своего героя Штиллера отказаться быть собой), то в "Листках" такой толкающей на размышления ситуацией были призыв в армию и начавшаяся война: "Время словно раскололось на две части, и не понять теперь, как составляли они раньше одно целое". То, что существует рядом, уже несоединимо. Вместе с другими Фриш роет окопы, а мимо проезжают возвращающиеся из отпуска отдыхающие. Радио поздравляет соотечественников с днем рождения и тут же сообщает, что польская армия разбита. Война сразу изменила все масштабы в отношениях человека с миром: то, что еще вчера поглощало целиком - служба, семья, отодвинулось вдаль, подчинилось вмешательству политики и текущей истории. Опять-таки в первый раз у Фриша тут начинает настойчиво звучать главная на протяжении всего его творчества проблема изменчивости человека. Призванные защищать отечество люди открывают в себе новые стороны. Но разве это уже война? Ведь гитлеровские войска не перешли границы Швейцарии, ведь, пишет Фриш, войны не видно: "Я ничего не вижу даже тогда, когда думаю об этом, думаю об этом на расстоянии".

Именно мировая война, не спрашивая, определила для швейцарского писателя то, что в дальнейшем стало одним из законов его литературной работы, - потребность взглянуть на действительность с некоторой критической дистанции, со стороны, а не из гущи событий, когда человек, захваченный их потоком, теряет способность к трезвости суждений. Но в то же время в "Листках" ясна и еще одна постоянная забота Фриша - представить себя участником событий, попытаться заранее осознать свои непредвиденные на них реакции: "...если когда-нибудь действительно дойдет до дела, всем нам грозит шок".

"Листки из вещевого мешка" не единственное произведение Фриша, посвященное второй мировой войне и отношениям нейтральной Швейцарии с гитлеровской Германией. В сборнике читатель найдет и второе его произведение на ту же тему, созданное на основе личных впечатлений. Это "Солдатская книжка" (1974). Но тот же материал подан теперь под иным углом зрения - с позиций другого времени, когда автор отдален от пережитого более чем тремя десятилетиями, и это существенно меняет прошлое. Само по себе наличие в творчестве одного писателя двух произведений, одно из которых оспаривает и ревизует другое, - случай в литературе наиредчайший. Но хотя Фриш никогда больше не занимался подобной переделкой, для него этот случай характерный: он выдает самое существо его метода - желание осложнить картину, посмотреть на одно и то же с разных сторон, обнаружить противоречие там, где как будто царит гармония, представить действительность как многослойную, а ход событий как многовариантный.

В романах "Штиллер" и "Гантенбайн", в известной у нас пьесе "Биография" Фриш должен был придумывать новые и новые версии судеб своих героев, чтобы доказать им и читателю, что сцепление причин и следствий не фатально, что в событиях и в человеке заложено много возможностей, развитие которых зависит от множества причин, в том числе порой и случайных. Чтобы по-новому показать прошлое в "Солдатской книжке", Фришу не понадобилось выдумки. С годами становились известными факты и документы, доказавшие сотрудничество некоторых швейцарских фирм с гитлеровской Германией и относительность швейцарского нейтралитета, не мешавшего, например, властям возвращать еврейских беженцев обратно в Германию. Но что, пожалуй, не менее важно: в глазах Фриша поразительно изменился его собственный облик, для него сегодняшнего по-иному предстал он вчерашний. "Если я не хочу, то могу и не заниматься воспоминаниями. Почему же я хочу этого? Свидетелей остается все меньше. Но почему же я вспоминаю так неохотно? Потому, что я был слишком труслив и не хотел видеть того, что изо дня в день являлось взору". Трусость подобного рода - одна из центральных тем Фриша.