Бульварное чтиво. Повести и рассказы - Александр Казимиров

Бульварное чтиво

Повести и рассказы

Александр Казимиров

При изготовлении обложки использована иллюстрация Sebastian Kruger

© Александр Казимиров, 2017

ISBN 978-5-4485-3194-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Наледь, снятая с мозга

Душ

I

В стороне от ослепленных светом реклам и оглохших от шума метро городов, встречаются места, где время замерло. На первый взгляд кажется, будто бы прогресс туда забыл дорогу, бытие течет вялой рекой, в которой нет водоворотов, а тихие омуты с чертями давно затянуло ряской. Однако если прислушаться к разговорам на скамейках, то с удивлением узнаешь дикие истории о многочисленных трупах на дне живописного озера, об убийствах на сонных улочках или загадочной смерти в доме напротив. Журналисты популярных изданий здесь редчайшие гости, поэтому сплетни и пересуды не покидают медвежьего угла. Они рождаются и умирают здесь, оставляя в памяти жителей кошмары, которые терзают их в полнолуние. Впрочем, не стоит забегать вперед и торопить события, от которых стынет кровь. Начнем по порядку. Итак…

Елизавета Ивановна Лейка при росте метр с кепкой тянула килограммов на сто или даже чуть больше. Чтобы казаться выше, она делала начесы и цементировала их косметическим лаком. Если бы на нее упал кирпич, то существенного вреда он бы не причинил – подушка безопасности была надежной.

– Уф, уф… – голубкой ворковала она, подставляя налетевшему ветру рыхлое лицо.

Вавилонская башня на голове плавно покачивалась. Для оригинальности башню можно было бы украсить бантом, но Лейка и так выглядела неотразимо. Мало кто из горожан мог пройти мимо, не оценив ее по достоинству. Бесформенной картофелиной она перекатывалась по тротуару, и тот болезненно потрескивал. Надо признать, потрескивал тихо, так, что никто не слышал. О его страданиях можно было догадаться, глядя на изломанные молнии, бегущие из-под ног Елизаветы Ивановны в разные стороны. При ее появлении воробьи прекращали чирикать; бродячие псы поджимали хвосты и уступали дорогу. Ничему не удивлялись только витрины магазинов, куда она захаживала. Надраенными до блеска стеклами они пожирали ее, отражая в своей прозрачной утробе.

Магазины Лейка посещала с таким же любопытством, с каким культурные люди ходят по музеям. Она подолгу стояла у прилавков, что-то высматривала, удивлялась. Иногда доставала пухлый кошель и с некоторым сожалением расставалась с деньгами. Спрятав покупку в сумочку, Лейка теряла потребительский аппетит.

Елизавета Ивановна в свои тридцать с хвостиком лет не имела никакой профессии и жила за счет мужа, председателя городского общества инвалидов. Тонкий, гибкий во всех отношениях Анатолий Лукич славился дипломатичностью, политкорректностью и еще бес его знает какими положительными характеристиками. Это был вполне здоровый мужчина, если не брать во внимание отсутствие одной ноги. Инвалидность не являлась следствием какой-то трагедии, – он таким родился. Что поделать, природа иногда дает сбои, выпуская на свет божий некондиционную продукцию. Муж Лейки не страдал от врожденной убогости. У него имелся замечательный протез, беззаботно поскрипывающий при ходьбе.

Лукичу неизменно уступали место в общественном транспорте и всюду пропускали без очереди. Все, благодаря неполноценности. Председатель боготворил деревянную ногу не меньше, чем жену. На ночь он отстегивал ее, гладил и прятал под кровать. Затем плющом обвивал Елизавету Ивановну.

– Мышка моя, – с придыханием бормотал он, – ты у меня самая красивая! Был бы я царем, я бы тебя на монетах увековечил или на марках почтовых выпустил! Был бы богомазом – на иконах запечатлел…

Лукич не был ни тем, ни другим. Перед сном он с жаром дарил Елизавете Ивановне порцию золотых слов. На этом его супружеский долг заканчивался. Лукич отворачивался и сладко засыпал. По данной причине детей в семье не водилось. Оно, может, и к лучшему: ни соплей, ни визга, ни других проблем. Товарищ Лейка чувствовал себя великолепно и для всех служил эталоном образцово-показательного человека. Вот только пуританские отношения не устраивали его супругу. Обделенная лаской женщина провожала мужа на работу и набирала номер домоуправления.

– Здравствуйте! У меня унитаз засорился!

Работники ЖЭУ догадывались о проблемах Елизаветы Ивановны и с пониманием относились к ней. На вызов приходил один и тот же, исполняющий роль мужа на час, невыбритый гражданин. Он бросал вантуз в прихожей, скидывал штиблеты и обнимал разомлевшую в предвкушении ласки женщину.

– Соскучилась, голуба моя? – одеколоном дышал сантехник.

– Истосковалась… – Лейка тащила его в спальню.

«Прочистив унитаз», награжденный за труды бутылкой водки слесарь уходил. Елизавета Ивановна запирала дверь и принимала ванну. Она смывала грехи, а потом долго сидела в горячей воде – вспоминала до мелочей все, что происходило в кровати. Однажды на вызов явился незнакомый мужик.

– А где тот, который до вас приходил?

– Заболел! – словно по живому резанул сантехник. – Ну, что тут у вас стряслось?

Он проверил смывной бачок. Все работало исправно.

– Дергаете по пустякам, а у меня еще пять вызовов!

Елизавета Ивановна пришла в бешенство, сочла себя обманутой самым гнусным образом, осмеянной и униженной. Она заб-ралась в ванну и так крутанула барашек крана, что сорвала резьбу.

Анатолию Лукичу пришлось покупать новый смеситель и собственноручно его устанавливать. Насвистывая под нос незатейли-вый мотивчик, председатель общества инвалидов вернулся с работы, поставил в угол трость и повертелся перед зеркалом.

– Лиза, Лизонька! – привычно крикнул он из прихожей.

Ему никто не ответил. «Странно, неужели в магазин ушла?» – он заглянул в комнату. Халат жены небрежно валялся на диване, из ванной доносился шум воды. «Ага, вот ты где!» – Лукич на цыпочках подкрался и потянул дверь на себя.

– Плаваешь, рыбонька моя?

Посиневшее лицо «рыбоньки» искажала гримаса ужаса; пальцы вцепились в душевой шланг, обмотанный вокруг шеи. Лукич оторопел. Не зная, чем помочь жене, он выскочил в подъезд и начал барабанить во все двери.

История загадочной смерти Елизаветы Ивановны вызвала интерес не только у правоохранительных органов, но и у соседей, хорошо знавших семью председателя. Никаких следов пребывания в квартире посторонних лиц не обнаружили, и подозрения пали на супруга убиенной. Лукич впал в уныние и был абсолютно разбит. Сидя возле гроба, он глотал слезы, не реагируя на происходящее вокруг. Вдовец не задумывался над тем, что надо готовиться к похоронам, заказывать поминки и выполнить еще кучу необходимых дел. Все эти заботы взвалило на себя возглавляемое им общество. Поглаживая остывшие кисти жены, Лукич пребывал в полной прострации. Единственное, что можно было от него услышать:

– Лизонька, а как же я?

Лукич всхлипывал и безотрывно глядел на покойную супругу. Будто чувствуя состояние мужа, она приоткрыла один глаз, игриво улыбнулась и тут же вернула лицу безучастное выражение. Председатель городского общества инвалидов едва сдержался, чтобы не вскрикнуть; отшатнулся, глянул на стоящих вокруг людей – все были торжественно печальны, и ничего особенного в их поведении не наблюдалось. «Померещилось!» – Лукич промокнул платочком глаза. Плаксиво завыли трубы. В унисон им минорным звоном рассыпались медные тарелки. Траурная процессия направилась к катафалку. Возглавляла ее соседка, посыпающая дорогу цветами.

Лукич плохо помнил, как прошли похороны. Очнулся он дома за столом. Из рамки, опоясанной черной лентой, на него смотрела покойная супруга. Невыносимая тоска щемила душу, не выпускала ее из цепких объятий. До самой ночи Лукич просидел возле фотографии. Огарок пустил дымок и с треском погас. Сумрак размазал образ ненаглядной Елизаветы Ивановны. Лукич завалился на кровать и сразу провалился в глубокую, темную яму. Его разбудил настырный стук в дверь. Подволакивая деревянную ногу, вдовец захромал в прихожую.

– Анатолий Лукич, может быть, по дому что сделать? – сочувственно поинтересовалась соседка, в руках она теребила листок бумаги. – Вот, повестка вам пришла!

Женщина протянула бланк. Лукич глянул на исписанное корявым почерком уведомление и запихнул его в карман. Одиночество угнетало. Выхолощенный им, он вернулся в комнату.

– Лиза, Лиза! Милая моя, ненаглядная девочка!

Слезы покатились по щекам председателя общества инвалидов.

II

Следователь прокуратуры Лаврентьев, активный, слегка взвинченный человек, задавал не имеющие отношения к смерти супруги Анатолия Лукича вопросы. Повторял их, то в одной, то в другой последовательности. Лукич отвечал не думая – жизнь без Лизы утратила для него интерес.