Читая маршала Жукова - Петр Межирицкий

Петр Межирицкий

Читая маршала Жукова

Предисловие к 1-му изданию

9 мая 1965 года, в двадцатилетие Победы, я, молодой тогда литератор, находился в Москве, в писательской среде. Двадцатилетие отмечалось трогательно. Ввели обычай "Минуты молчания", и патетический текст обращения зачитан был в эфир Юрием Левитаном, чей голос потрясал нас в военные годы сперва мрачными, а потом и радостными сводками Совинформбюро.

Следующим утром я встретился с ответственным секретарем журнала "Октябрь" Юрием Идашкиным, и он темпераментно описывал, как отмечали День Победы в ЦДЛ и как далеко заполночь там появились, наконец, маршалы, в том числе Г.К. Жуков. Восторг подогрет был предшествующим возлиянием. Литераторы кричали "ура" и качали маршалов с энтузиазмом превеликим. Жукову устроили овацию, кое-кто рыдал. Экстаз достиг апогея. Повторяя слова маститого партийного поэта, Идашкин сказал, что, " если бы пришел Сталин, его встретили бы на коленях ".

После этой войны, после этих потерь встретить Сталина на коленях?

Сталина?

Быть может, тогда возник замысел этой книги?

Предисловие ко второму изданию

Не помню, когда возник замысел. Может, до того, как возникла самая мысль о писательстве. Детство мое оказалось приварено к стальному сюжету войны и с вечера 21 июня 1941 года разворачивалось день за днем на фоне незабываемых сводок Совинформбюро, многие из них я и поныне помню дословно. С войны не вернулись мои кузены. А поражение моей любимой Красной Армии? О ней сложено было так много песен, звучных и звонких, и мы так самозабвенно распевали их в нашем детском саду No 31 города Киева: "Смотрите, родные, смотрите, друзья, смотри молодая подруга моя, - в бою не отступят, врагу не уступят такие ребята, как я… " "Наша поступь тверда, и врагу никогда не гулять по республикам нашим!". Какими словами описать наше недоумение? Враг не гулял, он овладел, не оставив нам ни вершка, Украиной, Белоруссией, братскими и недавно воссоединенными Молдавией, Литвой, Латвией, Эстонией, он был на Дону и Северном Кавказе и вышел к Волге в таком месте, что на карту больно было глянуть. Боль поражений…

Сталин был любимым отцом и учителем нашим, за него мы, не медля, отдали бы свои мальчишеские жизни. Невозможна ненависть сильнее той, что приходит на смену столь большой любви.

Мои военные реминисценции стали забираться в тексты, где войной и не пахло и где они были неуместны. Потребность написать книгу стала насущной. Но писал я по памяти, под рукой не было многих необходимых материалов, и ссылался я порой на авторов, на которых не стоило ссылаться. Во 2-м издании приходится не только исправлять ошибки, но и оговаривать ссылки. Тем паче, что под рукой теперь есть книги, на которые не стыдно сослаться.

Комментарий к жуковским мемуарам хотелось написать давно, и я соединил оба замысла - комментарий к мемуарам и соображения о причинах и следствиях разгрома Сталиным РККА. Обе темы скованы историей, над сюжетом ее не совершается насилия. Мемуары маршала, охватывая этот период, называют многих участников драмы и описывают обстоятельства, которые именно Жукова привели на его место в войне. Переписывая книгу, я не стал менять этого, ибо, со всеми оговорками, речь касается величайшего полководца ХХ века, того, кто, скажем прямо, определил ход событий на Восточном фронте.

Переписывание далось не легче написания. Перечисление и разбор множества странных совпадений, связанных со Сталиным, привели к тому, что, завершая работу, могу лишь смиренно повторить слова Флобера: "Работа не может быть окончена, она может быть лишь прекращена". Те, кто будет писать об этом после меня, возможно, используют книгу, важнейшим итогом которой я считаю именно сопоставление этих недоказуемых и на чей-то взгляд ничего не значащих случайностей.

Некоторые читатели 1-го издания книги выражали кто недоумение, а кто и ярость промелькнувшим на страницах ее, особенно во 2-й части, призванием к незабвению памяти честных солдат германской армии, павших на просторах СССР. Но я не холодный историк, я писатель и в качестве такового, признаюсь, что при написании книги ставил целью не только воспроизведение событий, но и моральную их оценку, учитывая, что следующие за нами историки и писатели начнут свою деятельность там, где мы завершаем свою. Это поколение и сформирует этику своей эпохи.

Сталин спрятался за нападением Гитлера. После войны на немцев пало клеймо сотрудничества с нацизмом. А клеймо сотрудничества со Сталиным пало на советский народ, ибо КПСС, вопреки очевидности, отрицала секретные протоколы к германо-советскому пакту и с ними агрессивность Сталина. Война и связанные с нею боль и горечь двух обманутых народов вместо фактора объединения стали барьером, а ложь надолго отделила народы СССР не только от немцев, но даже от вчерашних союзников.

Странные вещи происходят ныне в исторической науке. Лучшие книги о нашей войне написаны не нами, а историками английскими или американскими[1], притом в выражениях, которых российские авторы сторонятся ввиду наличия в обиходе (нередко со времен войны) арсенала наработанных словесных штампов весьма ограниченной выразительности. Иностранцы, пораженные нашей войной, эмоциональности не стыдятся и в результате ошеломляют нас описанием наших же страданий. Даже ход событий на советско-германском фронте впервые последовательно изложен не русским историком, что было уже не просто правом, но обязанностью российской науки.

Я не сдерживал эмоций. В оправдание свое приведу фразу из книги английского историка, тоже не сдержавшего эмоций, когда описывал страшный 1941-й год:

"Все, что Сталин и Ставка швырнули в заслон, целые эшелоны армий, брошенные одна за одной, было сметено валом поражений. Три миллиона военнопленных в германских руках и численность Красной Армии, павшая до наинизшей точки войны, являются плачевным доказательством упорной и бессмысленной расточительности в обращении с огромными армиями и холодного равнодушия к их судьбе". (Джон Эриксон).

Пересмотр истории неизбежен при завершении любого ее этапа. Даже Гитлер находит открытых апологетов, о Сталине и говорить нечего. Многие ли знают правду о преддверии и начале войны? Ведь ныне немало авторов из кожи лезет вон, представляя поражения первых лет спланированным стратегическим замыслом, а Сталина великим полководцем. В зарубежных исторических исследованиях эти книжонки не упоминаются, что, честно говоря, успокаивает.

Цель этой книги - отделить вождей от партий и партии от народов.

1. Интерлюдия. дети…

… в семьях умирали нередко. И в его семье тоже. А вот он, к несчастью, выжил - четвертый из рожденных, чтобы безжалостно отправить на тот свет десятки миллионов.

Конечно, это не о Жукове. Это о его патроне, Верховном Главнокомандующем и Генералиссимусе.

Жуков-то выжил - к счастью, хотя многие возразят против такой оценки. В воспоминаниях он не сделал упора на то, что жалел солдатские жизни. Как профессионал, не мог не жалеть: выучить солдата не просто. Но оправдываться и сваливать вину на других Жуков не стал. Жертвы, не по его вине, но не без его участия, неисчислимы. Даже и напрасные. Но, по крайней мере, не жертвы репрессий.

Крепкий мальчуган прожил славную жизнь, стал великим полководцем и кумиром. Имя его в пантеоне русского оружия уравнено с именами Александра Невского, Дмитрия Донского, Петра Румянцева, Михаила Кутузова. Слава Жукова не запятнана позором усмирителя, как слава Суворова, коего звание фельдмаршала пожаловано было ему императрицей Екатериной Великой за лихое подавление Варшавского восстания. Тогда берег Вислы покрыт был крошевом из тел барышень, детей, евреев, шляхты и любого случайного люда. "Глазомер, быстрота, натиск"…

История глумлива и повторяется в трудно узнаваемом виде. Сто семьдесят лет спустя наш герой тоже окажется у восставшей Варшавы, где крошево готовилось руками наци. Сталин из Кремля наблюдал, как его враги истребляют друг друга. Жукову пришлось оправдываться - спасибо. Спасибо за испытанное чувство неловкости. Помимо объективной невозможности наступать тогда на Варшаву, вряд ли кто-то всерьез обвинял в задержке Жукова, он был орудием в чужих руках.

Орудием и остался. Самостоятельной роли в политике блестящий тактик никогда не сыграл. Думаю - к счастью.

Судьба поставила его в положение исключительное. Сталинская чистка, направленная на ликвидацию личностей, сломила немало волевых людей даже из тех, кого не вовлекла в свою круговерть. Жуков был человеком сильной воли -и остался им. Счастье для Жукова. Счастье для страны. Он поднялся по иерархической лестнице до высшей ступени не слишком рано, и голова его не скатилась с плеч. С его характером - большая удача. Он оказался на нужном месте в нужное время - начальник Генерального штаба в роковой день 22 июня 1941 года. Он смел говорить правду и рекомендовал решения, единственные в той обстановке. Никто при Сталине не сумел бы сделать больше.