Стрела Кушиэля. Редкий дар - Жаклин Кэри

Жаклин Кэри

Стрела Кушиэля. Редкий дар

Глава 1 

Вы ошибетесь, если сочтете меня нежеланным ребенком, рожденным вне брака в сожительстве похотливых крестьян и проданным в служение в пору неурожая. Могу заверить, что я появилась на свет в Доме и получила надлежащее воспитание при Дворе Ночи, однако счастья мне это не прибавило.

Мне трудно обижаться на родителей, я отчасти даже завидую их беспечности. Когда я родилась, никто не подсказал им, что они нарекли своего первенца именем, приносящим неудачу. Они назвали меня Федрой, не зная, что имя это эллинское и вдобавок проклятое.

Заметьте, что и сразу после моего рождения у них еще имелись причины надеяться на лучшее. Мои глаза тогда еще не полностью раскрылись и были неопределенного цвета, да и внешность младенцев непостоянна и меняется чуть не каждую неделю. Светлые локоны впоследствии могут обернуться черными как ночь кудрями, молочная бледность — смениться янтарным отливом, и так далее. Но когда чудесное преображение завершилось, несчастье стало очевидным.

Я родилась с изъяном.

Конечно, дело не в том, что мне не хватало красоты, даже в детстве. В конце концов, я родом из Земли Ангелов, а с тех самых пор, как Благословенный Элуа ступил на землю нашего честного народа и назвал ее своим домом, весь мир знает, каковы ангелийцы. Нежные черты моего лица воспроизводили в миниатюре материнские. Кожа, слишком светлая для канона Дома Жасмина, тем не менее была вполне приемлемого оттенка слоновой кости. Волосы, вившиеся в очаровательном беспорядке, цветом напоминали соболий мех в сумерках, и не один Дом счел бы их достоинством. Руки и ноги были ровными и точеными, а кости — изящными, но прочными.

Нет, изъян заключался в другом.

Он крылся в моих глазах, причем даже не в обоих, а только в одном.

Сущая мелочь, которая определила всю мою судьбу. Всего лишь точка, крапинка, крохотная цветная мушка. Будь она другого оттенка, возможно, все повернулось бы иначе.

Утратив младенческую переменчивость, мои глаза приобрели тот цвет, который поэты именуют бистровым — глубокий, переливчатый и темный, словно лесной пруд в тени древних дубов. За пределами Земли Ангелов, возможно, мои глаза назвали бы карими, но языки, на которых изъясняются вне границ нашей страны, чрезвычайно бедны, когда речь заходит об описании красоты. Итак, бистровый цвет, бездонный, подобный жидкому мраку, вот только в левом глазу на радужке возле черного зрачка выделялась цветная крапинка.

И она была красной, но красный — слишком тусклый эпитет для описания этой метки. Правильнее назвать ее алой или багряной: она была краснее бородки петуха или глазированного яблока во рту жареного поросенка.

Вот так я и вошла в мир: с приносящим неудачу именем и глазом, отмеченным кровавой точкой размером с булавочный укол.

Моя мать звалась Лилианой де Суврен. Она была посвященной Дома Жасмина, и ее род издревле служил Наамах. Мой отец — совсем другое дело — был лишь третьим сыном крупного торговца, и деловая хватка, принесшая моему деду заслуженный почет в Городе Элуа, оказалась растрачена в семени, от которого родились на свет старшие братья моего отца. Жизнь каждого из нас троих, наверное, сложилась бы лучше, если бы страсть привела отца к двери другого Дома, например, Брионии, чьи посвященные сызмальства учатся хитрости в обращении с деньгами.

Но Пьер Кантрель обладал невеликим умом и был одержим безмерной страстью, и потому, когда мошна на поясе распухла от монет, а мошонка между ног — от семени, он поспешил в Дом Жасмина, чувственный и праздный.

И там, конечно же, во время отлива разумных мыслей и прилива огня к чреслам, он и потерял свое сердце.

Со стороны это могло выглядеть по-другому, но Двор Цветов, Распускающихся в Ночи, — который только провинциальные пейзане называли иначе, нежели Двором Ночи — жил по целому своду трудных для понимания чужака законов и правил. Так и должно было быть, поскольку мы — странно, что я до сих пор употребляю «мы» — служили не только самой Наамах, но и великому Парламенту, потомкам Элуа и его Спутников, а иногда даже королевскому дому. О да, мы были востребованы сыновьями и дочерьми королевского рода, и гораздо чаще, чем королевский дом готов это признать.

Сторонние наблюдатели говорят, будто посвященных Двора Ночи разводят как породистый скот, чтобы рождались дети, соответствующие критериям определенного Дома. Это не так, или, во всяком случае, наши союзы ничем не хуже других браков, устроенных по политическим или корыстным соображениям. Мы женимся ради эстетики, это правда; но на моей памяти никого не заставили соединиться с неприятным ему или ей партнером. Это было бы нарушением заповедей Благословенного Элуа.

Но да, мои родители на самом деле плохо подходили друг другу, и когда отец попросил руки матери, дуэйна Дома Жасмина была вынуждена отказать. И неудивительно, поскольку моя мать являлась образцовой представительницей своего Дома: с медовой кожей, черными волосами и темными глазами, похожими на черные жемчужины. Отец же отличался бледностью, шевелюрой цвета льна и мутно-голубыми глазами. Кто мог предсказать, каким окажется плод такого союза?

Ущербным как я, конечно, что доказывает правоту дуэйны. Глупо отрицать очевидное.

Так как отец не смог получить возлюбленную, достигнув соглашения с Двором Ночи, он уговорил ее бежать. Мать была вольна это сделать, так как закончила свой туар в девятнадцать лет. Воспользовавшись позвякивающими в кошельке отца монетами, милостью деда и матушкиным приданым, заработанным после окончания туара, они улизнули.

Уверена, хотя мне и не представилось случая поинтересоваться у них самих (с четырех лет я больше никогда не видела своих родителей), что они надеялись произвести на свет идеальное дитя, сокровище Дома, которое дуэйна примет с распростертыми объятиями, дабы холить и лелеять, учить любить Благословенного Элуа и служить Наамах. Надеялись, что когда я закончу свой туар, Дом выделит моим родителям десятину. Уверена, именно так они и думали.

Наверняка, мечтать о таком будущем и приближать его любовникам было приятно.

Двор Ночи не склонен к излишней жестокости, и на время родов Дом Жасмина приютил мою мать. Неутвержденному мужу содержания из казны Дома не полагалось, но брак признали и смирились с ним, так как обряд был проведен по всем правилам перед лицом деревенского жреца Элуа. Если бы планы новобрачных сбылись, если бы моя внешность и зарождающийся характер соответствовали критериям Дома Жасмина, меня оставили бы там, чтобы вырастить для служения. Если бы я удовлетворяла требованиям какого-то другого Дома — как почти и получилось, — тамошняя дуэйна уплатила бы залог за мое воспитание до десяти лет: в этом возрасте меня официально приняли бы в новый Дом. В любом из этих вариантов мать смогла бы обучать новых посвященных и получать пенсию в счет моего туара. Так как мошна моего отца, как бы щедро он не изливал страсть, не полнилась золотом, именно на такой исход мои родители и рассчитывали.