Принцессе, которой больше нет - Харуки Мураками

Мураками Харуки

Принцессе, которой больше нет

Харуки Мураками

Принцессе, которой больше нет

Красивая девушка, хватившая родительской любви и избалованная настолько, что последствия уже необратимы, имеет особый талант портить настроение другим людям.

Я был тогда молод (двадцать один год, а может двадцать два), и эта ее черта меня неприятно задевала. По прошествии лет думаешь: наверное, делая по привычке больно другим, сама себе она тоже делала больно. А может, еще просто не научилась управлять собой. Если бы кто-нибудь сильный, стоящий на земле тверже, умело вскрыл бы ее в нужном месте и выпустил наружу ее "эго", ей наверняка полегчало бы. Она, если разобраться, тоже нуждалась в помощи.

Но вокруг нее не было ни одного человека сильнее. А я - что я... В молодости до таких вещей не додумываешься. Мне было неприятно - вот и все.

Когда она почему-то - а часто и безо всякой причины - преисполнялась решимости кого-нибудь уделать, этому не мог сопротивляться даже собравший всю свою армию король. Яд ее был безотказен - на глазах у всей публики она мастерски заманивала жертву в глухой угол, припирала там к стене и красиво размазывала по ней лопаткой, как хорошо разваренную картошку. Останки бывали не толще папиросной бумаги. Даже сегодня, вспоминая это, я признаю ее несомненный талант.

И не то, чтобы она была классным, искушенным в логике оратором - нет, просто она моментально чуяла, где у человека самые уязвимые места. Подобно дикому зверю, она припадала на брюхо в ожидании подходящего момента, а когда он наступал, вцеплялась жертве в мягкое горло, чтобы разорвать его. Очень часто ее слова были умелым жульничеством, ловкими натяжками - так что уже после, перебирая в памяти проигранную битву, как самому несчастному, так и нам, сторонним наблюдателям, оставалось только чесать в затылках. Но главное - она завладевала чувствительными точками, после чего становилось невозможно пошевелиться. В боксе это называется "остановка ног" - ситуация, когда остается лишь рухнуть на маты. Сам я, к счастью, экзекуции не подвергся ни разу, но созерцать это зрелище пришлось не единожды. Его нельзя было назвать спором, перебранкой или ссорой. Это было просто кровавое, зверское убийство - только что не физическое.

Я терпеть ее не мог в такие минуты, а парни вокруг по той же самой причине ее высоко ценили. "Девчонка способная, не дура", - думали они - и тем самым поощряли ее наклонности. Получался порочный круг. Выхода не было. Как в той сказке про негритенка, где три тигра бегали друг за другом вокруг пальмы, пока не расплавились.

В компании были и другие девчонки, но что они про нее говорили или думали - мне, увы, неизвестно. Я не был своим в их кругу, имел скорее статус "гостя" - и ни с кем не общался настолько тесно, чтобы выведать потаенные мысли этих девчонок.

По большей части их объединяли горные лыжи. Необычная эта компания была сбита из членов горнолыжных клубов трех университетов. В зимние каникулы они уезжали на долгие сборы, а в другое время собирались для тренировок, выпивки и поездок к морю. Было их двадцать два человека, а может, двадцать три - и все симпатичные ребята. Очень симпатичные и доброжелательные. Но сейчас я пытаюсь вспомнить кого-нибудь из них, хотя бы одного - и не могу. Они все перемешались у меня в голове, растаяли, как шоколад, никого не выделить и не различить. Она одна стоит особняком.

Меня лыжи не интересовали, можно сказать, совершенно. Но один мой школьный друг был близок с этими ребятами - а я в силу некоторых причин целый месяц дармоедом жил у него в квартире, познакомился там с ними, и они меня сразу сочли своим. Думаю, здесь сыграло роль еще и то, что я умел подсчитывать очки в маджонге. Так или иначе, относились они ко мне очень по-доброму и даже звали с собой кататься. Я отказывался, говорил, что мне ничего не интересно, кроме отжиманий от пола. А сегодня думаю, что зря так говорил.

Они были по-настоящему добрыми людьми. Даже если бы я и вправду любил отжимания гораздо больше лыж, говорить так не стоило.

Приятель, у которого я жил, был от нее без ума - с самого начала и до тех пор, покуда хватает моей памяти. Она и в самом деле принадлежала к тому типу, который сводит с ума большинство мужчин. Даже я - встреться мы с нею при немножко других обстоятельствах - мог бы влюбиться с первого взгляда.

Изложить на бумаге, в чем состояла ее привлекательность - задача сравнительно нетрудная. Для исчерпывающего представления о ней достаточно отметить три момента, а именно: a). ум, б). переполненность жизненной силой и в). кокетливость.

Невысокая, худенькая, отлично сложенная, энергия из нее так и била. Глаза блестели. Рот прорезан одной упрямой прямой линией. На лице обычно держалось будто бы недовольное выражение, но иногда она приветливо улыбалась - и тогда весь воздух вокруг нее моментально смягчался, точно произошло какое-то чудо.

Я не пытался испытывать никаких чувств к ее наружности, но мне нравилось, как она улыбается. Так что нельзя утверждать, что я не влюбился бы в нее ни при каких обстоятельствах. Совсем давно, еще школьником, я видел в учебнике английского такую фразу: "схваченный весной" (arrested in a springtime) - так это как раз про ее улыбку. Смог бы разве кто-нибудь ругать теплый весенний денек?

Своего парня у нее не было, но трое из компании - и мой приятель, конечно, среди них - горели к ней страстью. Она же никого из троих особенно не выделяла, умело манипулировала всеми в зависимости от обстоятельств. Да и сами эти трое, по крайней мере внешне, друг другу на ноги не наступали, вели себя вежливо и казались вполне веселыми. К этой картине я привыкнуть не мог - но, в конце концов, то были чужие проблемы, меня они не касались. Я не лезу куда попало со своим мнением.

С первого взгляда она мне сильно не понравилась. В вопросах испорченности, как мне и полагалось, я был большим авторитетом, и определить, до какой степени она испорчена, никакого труда не составило. Ее и баловали, и нахваливали, и оберегали, и задаривали - всего этого было с лихвой. Но проблема тем не ограничивалась. Разные потакания и деньги на карманные расходы еще не есть решающий фактор в том, чтобы ребенок испортился. Самое главное: кто отвечает за то, чтобы ребенка не облучали всевозможные деформированные эмоции, вызревающие в окружающих взрослых. Если все отступились от этой ответственности и ребенок видит вокруг одни умильные лица, то такой ребенок определенно испортится. Это как сильные ультрафиолетовые лучи, что поджаривают обнаженное тело на полуденном летнем пляже - нежному, новорожденному "эго" наносится непоправимый вред. Вот в чем основная проблема. А то, что ребенка балуют или дают слишком много денег - это лишь побочный, сопутствующий элемент.

Когда мы с нею первый раз увиделись и обменялись двумя-тремя словами, а после я немножко за ней понаблюдал - мне, откровенно говоря, стало совсем тошно. Пусть даже причина и не в ней, думал я, а в ком-то другом - все равно не надо так себя вести. Пусть даже человеческие "эго" сильно разнятся и в принципе уродливы по определению - ей все-таки стоит сделать хоть какое-то усилие. Так что я тогда решил если и не избегать ее, то хотя бы не сближаться больше, чем это нужно.

Из разговора с одним человеком я узнал, что семейство ее с токугавских времен держит знаменитую первоклассную гостиницу - в префектуре Исигава или где-то в тех краях. Ее брат был намного старше, и поэтому ее воспитывали бережно, как единственного ребенка. Отличница и к тому же красавица, любимица учителей и предмет внимания одноклассников - вот что за жизнь была у нее в школе. Разговор этот я вел не с ней самой, так что неясно, где тут кончается истина - но все довольно правдоподобно. Кроме того, еще маленькой она начала учиться на фортепиано и здесь тоже дошла до приличного уровня.

Только раз у кого-то в гостях я слышал, как она играет. В музыке я разбираюсь не слишком хорошо и кроме эмоциональной глубины исполнения мне трудно что-либо оценить. Она касалась клавиш отрывисто, как танцуя, и ни в одной ноте не было ни малейшей ошибки.

Само собой, окружающие прочили ей консерваторию и карьеру профессиональной пианистки, как вдруг она, вопреки всем ожиданиям, без сожаления забросила фортепиано и поступила в художественный институт. А там стала изучать дизайн и окраску кимоно. Для нее это была совершенно незнакомая сфера, но ее выручала интуиция, впитанная с детства, - ведь она росла, окруженная старинной одеждой. И в этой области она обнаружила талант, и здесь ее заметили. Короче говоря, за что бы она ни бралась, все у нее получалось лучше, чем у остальных. Лыжи, плавание, парусный спорт везде она была на высоте.

И по этой причине никто вокруг не мог ткнуть пальцем и сказать: вот здесь у нее слабое место. Ее нетерпимость объясняли артистическим темпераментом, а истерические наклонности списывали на повышенную сенсибильность. Так она стала в компании королевой. Жила в Нэдзу, в стильном многоквартирном доме, где ее отец в порядке борьбы с налогами снимал четырехкомнатную квартиру, якобы для работы. Когда случалось настроение, молотила по фортепьяно; шкаф был битком набит новыми нарядами. Стоило ей хлопнуть в ладоши (выражаясь фигурально, конечно), как несколько любезных поклонников оказывались рядом, чтобы помочь. Многие верили, что в будущем она добьется изрядных успехов в своей специальности. Тогда казалось, что не существует решительно ничего, что могло бы помешать ее движению вперед. "Тогда" - это примерно в семидесятом или семьдесят первом году.