СПАСАТЕЛИ ВЕЕРА - Василий Головачёв
- Категория: 🟠Фантастика и фэнтези / Альтернативная история
- Название: СПАСАТЕЛИ ВЕЕРА
- Автор: Василий Головачёв
- Возрастные ограничения:Книга может включать контент, предназначенный только для лиц старше 18 лет.
- Поделиться:
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Василий ГОЛОВАЧЁВ
СПАСАТЕЛИ ВЕЕРА
ВИРУС ТЬМЫ, или ПОСЛАННИК
Роман
Двадцатый век… еще бездомней,
Еще страшнее жизни мгла.
(Еще чернее и огромней
Тень Люциферова крыла.)
А. БлокМир — бездна бездн!
И. БунинЧасть 1
ВЕРШИНА 1. НОВИЧОК
Глава 1
Никита всей грудью вдохнул прохладный вечерний воздух: самый длинный июньский день закончился, прошел дождь, смыв жару и духоту, и парк был напоен ароматами цветов и трав.
— Вздыхаешь так, будто потерял что, — заметил спутник, головой едва доставая Никите до подбородка. — Или устал? Но танцевал ты сегодня блестяще! Я бы даже сказал — на пределе. Конечно, я не эстет, но, по-моему, такой танец требует не только мастерства, но высочайшей культуры движения, исключительной пластики и координации. Ты поразил всех, в том числе и меня. Уж не прощался ли ты с труппой?
Никита искоса глянул на товарища, освещенного рассеянным светом недалекого фонаря. Тоява Такэда, Толя — как его звали все от мала до велика. Тридцать два года, отец японец, мать русская. От отца нос пуговкой, раскосые глаза-щелочки, черные блестящие волосы, невозмутимость и сдержанность, от матери большие губы, широкие скулы и застенчивость, несколько странная для мужчины и бойца. Инженер-электронщик, кандидат технических наук. Черный пояс айки-дзюцу. Коллекционер старинного холодного оружия и философских трактатов древности. И рядом Никита Сухов, Ник, или Кит, или просто Сухов, — акробат, гимнаст, танцор-солист в труппе шоу-балета. М-да…
Никита вспомнил, как они познакомились.
Раз в неделю, по субботам, он ходил вместе с приятелем в баню-сауну на Кривоколенном. На этот раз приятель — сосед по лестничной клетке — уехал в командировку, и Сухову пришлось идти одному. Банщик, сориентировавшись, впустил кого-то из своих знакомых, и этим знакомым оказался Тоява Оямович Такэда.
Когда Никита, дважды пройдя сухую и мокрую парилки, блаженствовал в бассейне, к нему по бордюру подошел невысокий по сравнению с акробатом, тонкий, худощавый, но весь перевитый мышцами-канатами молодой японец, в котором явно текла и европейская кровь.
— Извините, — вежливо сказал он, опускаясь на корточки. — Меня зовут Толя. — По-русски он говорил без акцента. — А вас?
— Сухов. — Никита приоткрыл глаза, стоя в воде по грудь. — Фамилие такое. По паспорту я Никита Будимирович. Правда, все привыкли звать меня просто Сухов.
Новоявленный знакомец тихо рассмеялся.
— Да и меня, в общем-то, зовут иначе: Тоява Такэда. Толя — это уже русифицированный вариант. Я вас видел здесь дважды, но разглядел одну деталь только сейчас.
— Какую? — Сил у Никиты хватало только на краткие реплики.
Толя коснулся указательным пальцем плеча Никиты: там красовались рядом четыре родинки, каждая из которых здорово напоминала цифру «семь».
— Devini numeri.
— Что?
— С латыни — священные числа. Дело в том, что я немного увлекаюсь эзотеризмом и математикой Пифагора, а он об этих числах написал целый трактат.
— Ну и что?
Японец протянул руку вперед, и Никита увидел на предплечье три такие же, как у него, родинки, но похожие на цифру «восемь».
— Три восьмерки — знак великого долга, — продолжал Толя мягко. — А ваши четыре семерки — знак ангела. Люди с таким знаком умирают в младенчестве, а если живут, то им постоянно угрожает опасность.
С Никиты слетела вся его сонливость, парень заинтересовал.
— Насчет ангела я с вами согласен, мама говорила мне то же самое. А вот насчет опасности… Вы что же, всерьез в это верите? В мистику?
— В мистику — нет, в магию цифр — да…
Так они и познакомились год назад и стали друзьями, хотя Толя был старше Никиты на шесть лет. По имени он его, как и приятели в театре, также звал редко, чаще — Меченый или Сухов. А иногда, в зависимости от своего отношения к поступку Сухова, сокращал его имя, называя то Ником, если был доволен им, то Китом, если считал не правым. Такэда понял взгляд товарища по-своему.
— Ты сегодня какой-то странный, Никки. Хочешь, познакомлю с красивой девушкой?
Никита покачал головой.
— По христианским представлениям, женщина — источник соблазна и греха. У нас в труппе их двадцать, так что с меня греха вполне достаточно.
— Знаю я, как ты грешишь, точно — ангел, недаром четыре семерки на плече носишь. Вина не пьешь, мяса не ешь, с женщинами не спишь. Или я не в курсе? Вот первый мой учитель по айкидо — тот знал толк в пяти «ма».
— Пять «ма»? Напомни.
— Объекты почитания в тантризме: мадья — вино, макса — мясо, матсья — рыба…
— Вспомнил: мадра — жареная пшеница, так? И майтхуна — это… м-м…
— Оно самое, с женщинами. Ладно, если можешь обойтись — обходись, это хороший принцип. Но я бы тебе все-таки посоветовал заняться айкидо. Или кунгфу.
— Зачем? Драться ни с кем не собираюсь.
— Айкидо — это не умение драться, это прежде всего философия, отношение к жизни, к себе, к самосовершенствованию. Это искусство и наука, а главное — культура бытия.
— Завел сказку про белого бычка. На протяжении всей своей истории человечество почему-то обожествляло бой, хотя акробатика, гимнастика требуют лучшей координации и более высокой культуры движения.
Такэда погрустнел.
— Тут с тобой согласен. Однако именно поэтому тебе и стоило бы заняться кэмпо, база у тебя отличная. Как ты сегодня танцевал! Долго тренировался?
— Долго. — Никита снова прокрутил в памяти только что прошедший вечер, ощущая приятную усталость во всем теле, сладко ноющие, натруженные мышцы.
В балетную труппу Коренева он попал после окончания Смирновского танцевально-хореографического, занимаясь одновременно и акробатикой в сборной команде России, имея степень мастера международного класса. Случались, конечно, накладки, когда тренировки в сборной совпадали с репетициями в балете, однако Никите как-то удавалось находить компромиссы, то есть тренироваться и работать в течение двух лет. В отличие от друзей, он не любил ходить в ночные клубы, хотя и бывал в Олимпийском, но удовольствие получал от многого другого. Несмотря на свой рост — сто девяносто три сантиметра — и приличный вес, акробатом он был от Бога, как говаривал Толя Такэда, добавляя: врожденный дар, да еще отшлифованный. Но и в танце Сухов не знал себе равных, затмив славу самого Коренева, который основал труппу современного эстрадного шоу-балета и подгонял ее под себя. Никита был от природы солистом, танец любил и понимал естеством, совершенно свободно, чему способствовала и атмосфера семьи: мать сама танцевала когда-то, преподавала хореографию, а отец был неплохим музыкантом-скрипачом, пока не умер внезапно, мгновенно, от разрыва сердца в одной из гастрольных поездок за границей.
Сначала Коренев ставил молодого танцора в параллельные связки, не слишком обращая внимание на рост его мастерства и класса, но потом заметил, что сам уходит на вторые роли, и для Никиты наступили трудные времена. Выделяясь из массы остальных исполнителей, он вынужден был подгонять свой темперамент, силу, возможности растяжки и пластики под общее движение, потому что Коренев перестал давать ему сольные роли практически во всех программах.
Промучившись так с полгода, подумывая о переходе в другие труппы, в том числе классического балета, предложения были, и довольно солидные, — Никита вдруг решил создать собственную программу и показать ее на конкурсном отборе среди мастеров балета. В формировании программы большую помощь оказала мама, дав несколько советов и показав видеоролик с выступлением выдающихся фигуристов мира. Танец Толлера Крэнстона, канадского профессионала, выступавшего в семидесятые годы двадцатого века и не превзойденного позже никем из последователей в течение четверти века, произвел на Никиту неизгладимое впечатление. Такой пластичности, красоты движения, необычности поз он еще не видел и загорелся создать нечто подобное не на льду, а на сцене.
Тренировался он почти год, никого не посвятив в свой план, даже Такэду, а потом внезапно сорвался: оставил после репетиции труппу, сказав, что подготовил сюрприз, включил кассету с музыкой, под которую репетировал программу, и двадцать минут летал над сценой в порыве какого-то неистового вдохновения, соединив плие, пируэты, фуэте и арабески[1] в необычные и сложные комбинации. Может быть, он уже знал или предчувствовал, что нигде и никогда больше не покажет этот танец, в том числе на конкурсе.