Возвращение с края ночи - Алексей Свиридов

Алексей Свиридов, Александр Бирюков, Глеб Сердитый

Возвращение с края ночи

ПРЕДИСЛОВИЕ

Фантастика — не просто узкое направление жанровой литературы. Напротив: она сама обращается к литературе, кино, анимации, живописи, информационным сверхтехнологиям, как к изобразительным средствам для воплощения особого состояния души и разума, которому тесны рамки обыденности.

Да, есть такое состояние души, когда человек оказывается сильнее, умнее, красивее себя самого. И зовется оно «вдохновением». И очень немногим людям удается испытать его. Однако есть среди нас и такие, кто приговорен жить в состоянии вдохновения. Их жизнь расцветает фантастическими красками и небывалыми чудесами, но величайшее напряжение каждого движения души приводит к сверхбыстрому износу того хрупкого аппарата, которое медики скучно называют «человеческим организмом».

Алексей Свиридов жил и писал фантастично в прямом и переносном смысле. Он был сказителем, творцом современного эпоса, в котором отчетливо звучал веселый и злой протест против вопиющего неизящества мира и человеческих отношений. Он, великолепный рассказчик, не загромождал свое творчество сверхидеей и стремлением «спасти человечество», но сознательно и бессознательно призывал просто быть внимательнее к миру и к людям вокруг себя. Потому что фантастичное всегда было рядом с ним.

Сегодня авторы фантастических романов изощряются в описании разнообразных форм противостояния «Добра» и «Зла», особое внимание, почему-то, уделяя изобретению все новых и новых обличий «Врага вообще», с которым борется картонный герой — «заведомый победитель». И остается только верить, что «Враг вообще» не заарендовал легионы фантастов в качестве создателей портретной галереи себя любимого.

Алексей не признавал деления всего и вся на черное и белое. В его мире, в его палитре творца всегда были тысячи красок. Он умел любить жизнь во всех ее проявлениях, заражая этим чувством тех, кому посчастливилось оказаться рядом с ним.

Те же, кто знал Алексея Свиридова лишь как писателя, помнят и любят его еще и за редкое мастерство в создании настоящего, объемного героя, умении ставить перед ним нетривиальную задачу и вооружать его достойным Героя оружием. Ведь именно так, и никак иначе, только и можно отправиться в путешествие на «чужую сторону ночи», до самого края, и обратно!

«Возвращение с края ночи» — эти слова отражают не только витиеватый и прихотливый путь приключений героя, но и судьбу самого романа, который находится перед вами. Книга побывала у самой грани небытия, навсегда рискуя остаться в виде невостребованных заметок, набросков и черновиков. Или в лучшем случае быть опубликованной в последнем томе посмертного, полного собрания сочинений под рубрикой «незаконченные произведения и наброски». Однако, проделав долгий путь, книга вернулась в наш мир.

Этот роман был задуман давно. И так уж получилось, что при рождении к нему прикоснулось сразу несколько человек. Но участие Алексея Свиридова можно смело назвать решающим. Его роль в судьбе этой книги настолько важна, что все мы, его друзья, считаем своим долгом в память о нем донести до читателя истинный, полный вариант воплощения нашего общего замысла.

И пусть в черновиках все обрывается на самом интересном месте — это еще не конец. Героя ждет впереди полный опасностей и открытий путь, и неожиданная развязка всех сюжетных линий, лихо закрученных умелой рукой Алексея.

Планов, заметок и долгих разговоров в последний год его жизни хватило для того, чтобы теперь во всей полноте реализовать многие намеченные тогда идеи.

Пусть самого Свиридова больше нет с нами, но его талант и его юмор, яркое созвездие его миров никуда не уйдут от тех, кто помнит этого великолепного писателя, талантливого человека и отличного друга Ничто не пропадает, ничего не кончается. Теперь эта книга, последнее открытие, последняя улыбка Алексея — с вами, такая, какой он сам ее видел.

Соавторы и друзья

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

По эту сторону ночи

Ежели как-то так исхитриться и окинуть взглядом просторы доступного сему взгляду мироздания, то как-то, видимо, дойдет до ума правильность первой части фразы, начертанной на камине старика Эйнштейна: «Господь Бог изощрен, но не злонамерен».

И он, со всей очевидностью, действительно изощрен! Сколько всего в нашем, этом самом, таком сяком, мироздании наверчено. И как хитро все взаимосвязано. Да, точно — изощрен. Как терпеливый, искусный часовщик, задумавший не просто какие-то там особенные часы, с репетиром на разные лады, да и с календарем и зодиаком вкруг циферблата, и еще какими-то хитрыми штучками. А часы совершенно изумительные, доселе невиданные, будто бы проникающие в самую суть бега времени и отображающие его пренагляднейше. И точит часовщик шестерни. И доли микрона снимает недрогнувшая рука. И глаз так «пристрелямши», что не только блоху подковать, но и самой «нимфузории» без «мелкоскопа» учинить аборт, не доставив ущерба для оной «нимфузории» здоровья…

Но так ли уж «не злонамерен» сей искуснейший часовщик, направляя свое отточенное мастерство в незнаемые дебри? А ну как его механизм окажется столь тонок, что самую ткань времени зацепит какой-то острый зубчик его часов, да и нарушит? Выдернется одна только ниточка из нежнейшего шелка. Одна только неприметная складочка нарушит орнамент измеряемого полотна. К каким последствиям это может привести?

«От малых причин бывают большие следствия», — говаривал якобы Козьма Прутков, сам-то бывший как раз малым следствием больших причин. Все в нашем мире так увязано друг с другом. Так утрясено и согласовано, что невозможно угадать, где и как отзовется «принцип домино», когда ткнешь так, а выйдет эдак…

Часовщик точит шестерни, заостряет оси… Что случится тогда, когда он соберет часы? Какой механизм он запустит тогда, когда повернет ключик?

А пока? Пока Вселенная расширяется. На черном бархате светятся шестеренки, кровавыми капельками сверкают рубины, готовые стать опорами осей. Осталось недолго. Скоро, скоро все это займет места в тесном корпусе и ключ повернется.

Бывший инженер-технолог 3-й категории Александр Сергеевич Воронков, для своих — Сашка-Вороненок, потому что черноволосый и востроносый, любил иногда пофилософствовать, выстукивая свои рассуждения на престарелой «Башкирии».

В студенческие времена и в те шесть лет, которые после института Сашка проработал на авиационном заводе, он занимался этим дома, в свободное время, ну а теперь, на новой работе, тюкать по клавишам можно было, когда на ум взбредет.

Сам себя он убеждал в том, что таким способом дает хоть какое-то упражнение части мозгов, отвечающей за способность связно выражать мысли. А знающий об этом увлечении однокашник Сергей по прозвищу Козя, до сих пор приписанный к химическому НИИ через дорогу от завода, на правах старого друга обзывал Сашку графоманом.

Вот и сейчас Воронков вглядывался в строки на листе бумаги, наполовину поднявшемся над кареткой машинки.

«…уже давно стало банальным сравнение — большой город похож на сложный живой организм, который хотя и неподвижен, но тем не менее растет вширь и ввысь, болеет и выздоравливает, общается с подобными себе, дышит и ест, поглощая чистый воздух и многочисленные природные ресурсы и выделяя обратно вонючий смог и не менее вонючие отходы. Люди, в нем живущие — всего лишь прислужники этого сверхсущества, которое побуждает их делать то, что нужно ему, а не то, что бы хотелось им самим. Кишечная микрофлора, не больше.

Побуждает их город разными путями — кого-то пряником, а кого-то и кнутом. Причем если пряники год от года совершенствуются и добавляются новые, то виды кнута спокон веков остались все те же два: голод и страх…»

«Да уж, — подумал он, — есть такие занятия, на которые человека если и заманивать пряником, то пряник этот должен быть, ну, очень большим. Так что проще загонять кнутом».

Взять, например, такую нужную городу должность, как техник-смотритель отстойников очистных сооружений — не оператор в центральном зале станции, который сидит и кнопки нажимает, а именно техник, которому если что, приходится лезть прямо в «туда» и менять мотор, стоя по пояс в пахучей воде. А если неисправность на первой ступени очистки, то и в самом, так сказать, первозданном, экологически чистом продукте.

Этот высококультурный термин, как-то использованный Воронковым в беседе, прижился, и теперь весь персонал станции, желая что-то обругать, говорил примерно так: «Фильмец-то? Да, так…

Экологически чистый».

Понятно, что не в личных джинсах приходится в дерьме ковыряться. Честь по чести, выдан резиновый костюм, при желании и противогаз можно надеть. Только попробуйте-ка, глядя сквозь противогазные окуляры, исправить привод заслонки или хотя бы отыскать его неисправность ночью, в свете ручного фонарика!