Смерть придет завтра - Микки Спиллейн

Микки Спиллейн

Смерть придет завтра (Ликвидатор)

* * *

Этот обходительный джентльмен в добротном пепельно-сером костюме — убийца. Как и подобает настоящему хищнику, его маскировка была превосходной. Своей респектабельной внешностью он производил впечатление удачливого дельца, имеющего контору в одном из небоскребов Манхэттена, причем на такой высоте, куда не долетают шум и гарь улицы.

На первый взгляд ему можно бы было дать не больше пятидесяти, а если бы вас попросили описать его наружность, вы вряд ли смогли бы сказать что-нибудь определенное. Ведь ни в походке, ни в манере говорить, ни в поведении этого господина не было ничего настораживающего. Напротив, если бы вам пришлось доверить кому-нибудь свои секреты, им вполне мог оказаться именно этот джентльмен. А почему бы и нет: он даже выглядел преуспевающим счастливчиком.

Маскировался он так удачно потому, что маскировка эта не была искусственной. У него действительно была собственная контора, правда, не на Манхэттене, и он действительно был счастлив. Рудольф Лесс наслаждался жизнью, особенно когда занимался любимым делом. Как раз сейчас он шел на одно такое дело.

Наверху его «ожидал» человек, которого он собирался ликвидировать. Договорная цена на убийство — 10000.00 распрекрасных долларов, предназначенных для оплаты его тайных утех в одном, снятом на чужое имя, домике на острове. От этой мысли он сладко заулыбался, чувствуя, как где-то в глубине его существа зарождается желание. Женщин, подумал он, следует учить… а может, даже заставлять… делать такие замечательные вещи.

Нет, жизнь прекрасна. Только немногим избранным было известно о его истинной натуре и тайном увлечении. Сейчас круг избранных заметно сузился, остались практически только непосредственные участники.

Сколько же их было всего? 46? А может, 48? Всех не упомнить. Вначале он вел запись, потому что во всем любил порядок, но в конце концов канцелярщина ему наскучила. Теперь он просто ждал завтрашнего дня.

Неплохая профессия, к тому же из всего множества людей, занимающихся тем же, он был лучшим. И это не пустое бахвальство. (Он улыбнулся швейцару, тот по долгу службы улыбнулся в ответ). Он подумал о том, сколько раз ему приходилось читать в газетах отчеты о проделанной им работе. Обычно полиция пребывала в полной растерянности или сгоряча арестовывала первого попавшегося. Он усмехнулся, вспомнив, что по меньшей мере трое, взятых наобум, окончили жизненный путь на электрическом стуле. Интересно, какой поднялся бы шум, если бы судебная ошибка выплыла наружу! Казнь тех ублюдков, пусть даже случайная, в конечном счете пошла на пользу обществу, ускорив то, что раньше или позже все равно бы произошло.

Инциденты подобного рода работали на его репутацию. Да и риск окупался, ей-богу. Он снова подумал о Терезе, о ее черном гладком теле и черных волосах. Она обожала все, что он с ней делал. Ему даже казалось, что обожание это было искренним. Она выделывала с ним такое, что он не мог вообразить даже в самых буйных фантазиях. После оставалось острое удовольствие. Что ж, теперь он, пожалуй, опять сможет позволить себе Терезу.

Вот что значило быть лучшим в своей профессии. Его приглашали из-за того, что он никогда не подводил. На мгновение по лицу Лесса промелькнула тень сомнения, от досады он стиснул зубы, но тут же овладел собой.

Плохо, конечно, что в тот раз он не удостоверился точно, но тогда у него не было такого опыта. Не стоило спешить с уходом. Он виновато улыбнулся. Хотя, если ему заплатили, значит, все в порядке.

Он вновь, в который уже раз, мысленно вернулся к тому первому делу, вспомнив все до мельчайших подробностей. Это было его первое поручение, к тому же, довольно простое. Клиента звали Бадди… он не мог припомнить его фамилии. У парня в правом ухе была дыра величиной с десятицентовик — по слухам, след от шальной пули 45-го калибра — память о войне. Бадди стащил 17 кусков у главного казначея группы из Джерси-сити, и предпочел, вместо того, чтобы мозолить им глаза, скрыться, причем по возможности быстро и не привлекая к себе внимания.

Поручение оказалось несложным. Бадди любил поболтать, поэтому он, поддерживая разговор, подвел его поближе к реке и вдоволь насладился кульминационным моментом, объяснив Бадди, кто он такой и что собирается делать. Пока ошеломленная жертва, открыв рот, стояла, со своим дырявым ухом, сквозь которое просвечивали огни противоположного берега, он выстрелил прямо в грудь и проследил за тем, чтобы тело упало в воду.

Если бы труп нашли, его совесть была бы чиста. Но течение в этом месте было быстрым, приближался шторм, да и океан был недалеко. Бадди (как же его фамилия?) больше не объявился; он не вернулся даже за пакетом с деньгами, который оставил в своей комнате. Тут Рудольф Лесс удовлетворенно вздохнул — его репутация осталась незапятнанной. Репутация — это самое главное, что есть у человека. В его послужной список входили Большой Тим Шилли из Детройта, один сенатор с западного побережья и Марко Лепперт — курьер мафии. Он усмехнулся — мафия с ног сбилась, разыскивая убийцу. Они убрали четверых, каждый раз думая, что теперь-то засекли его наверняка, но он оставался вне подозрений. В конце концов, после очередной неудачи, мафия сама поручила ему роль палача собственных убийц-неудачников.

Он помнил, как после того дела познакомился с Джоан. Вот это женщина — голодная, ненасытная самка! И какая большая! У нее все было большим, все! Теперь он снова получит Джоан. Или Джоан с Терезой одновременно. Подумать только, во что это может обернуться! Ничего, он выдержит, сейчас он в отличной форме, подумал он с улыбкой. В жизни еще так много неиспробованного, нужно только экономить силы.

Ему не было необходимости озираться по сторонам в поисках лифта. Слившись с толпой, он стал человеком-невидимкой.

Лесс закашлялся от сигареты стоящего рядом мужчины, но промолчал. Его вдруг поразила собственная мысль: я хотел бы его убить.

Убить, как Лью Смита, когда тот вошел в зрительный зал и остановился прямо перед ним, как только начал гаснуть свет. Лью даже не почувствовал, как ледяной клинок вошел точно в сердце. Он рухнул наземь, его подхватили, решив, что это обморок. Никто не заметил ухода Рудольфа. От Лью тоже пахло сигарами. На гонорар за Лью он купил Фрэнси, которая исполнила для него самый непристойный из всех, которые он когда-либо видел, танец. Он смотрел до тех пор, пока глаза не начали слезиться, и от волнения не перехватило дыхание. Когда же она наконец подпустила его к себе, он полностью потерял над собой контроль, и его пришлось приводить в чувство. Фрэнси тоже нравилось с ним, хотя потом она и надувала губки, припудривая следы от его укусов.

Он тяжело задышал в затылок стоящей впереди даме. Та забеспокоилась и полуобернулась, но он уже взял себя в руки и восстановил нормальное дыхание.

А все из-за того, что он снова был при деле. Нечто подобное произошло с ним и в прошлый раз, когда он впервые ощутил вкус плодов прежде, чем вырастил дерево. Впрочем, это было неважно, ведь результат известен заранее. Успешный исход не представлялся проблематичным, он был предрешен. Вот почему он позволял себе запрашивать так много за пустяковую, в принципе, работу.

Временами он размышлял над последними мгновениями своих жертв. Интересно, о чем они думают? О том, кто он? Или что они совершили такого, за что должны расплачиваться жизнью? Среди жертв, правда, встречались и такие, кто знал ответ. Пару раз ему показалось, что в их глазах мелькнуло облегчение. Из года в год они жили в страхе перед развязкой и, наконец, она пришла. Теперь конец страху.

Избавление являлось в образе добропорядочного джентльмена средних лет с приветливой улыбкой. Развязка оказывалась быстрой, потому что исполнитель был знатоком своего дела. Ему почудилось однажды, что один из клиентов перед смертью прошептал слова благодарности.

Впрочем, он всегда придерживался собственного стиля работы. Он терпеть не мог борьбы и громких криков. Жертвы не знали его в лицо, поэтому не находили в его появлении угрозы для жизни, а если успевали выказать какие-либо эмоции, то, скорее всего, это было удивление.

Возможно, думал он, в один прекрасный день ему захочется изменить стиль. Если бы ему предложили поработать в подходящем для экспериментирования месте, он не стал бы отказываться, как бы продолжал то, что он делал с Лулу, в венах которой текла горячая кровь. Ей нравилась боль, которая лишь распаляла ее и делала удовольствие еще сильнее. Она научила его таким вещам, всю прелесть которых он смог оценить лишь значительно позднее. Он отмахнулся от сладких воспоминаний и нетерпеливо посмотрел на указатель этажей над головой лифтера. Кабина затормозила, двери распахнулись.

Шестнадцатый.

Он помнил это число.

Шестнадцатой по счету была танцовщица по имени Синди Валентайн, которая от своего покойного дружка слишком много узнала об операциях другой группы. Она стала тайным осведомителем окружного прокурора, но так как за деньги можно купить все, о предательстве вскоре стало известно, и Синди вычеркнули из списков.