Рог изобилия. Секс, насилие, смысл, абсурд (сборник) - Текстовый Процессор

Текстовый Процессор

Рог изобилия. Секс, насилие, смысл, абсурд

© Текстовый Процессор, текст, 2014.

© «Геликон Плюс», макет, 2014.

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Supremus

Человек пришёл в сознание и обнаружил себя сидящим на софе в незнакомой комнате. Перед ним, несколько в удалении, расстелился угрожающе красный коврик квадратной формы. Единственным источником света служил одинокий торшер, но его вполне хватало для небольшого помещения. Справа – входная дверь с изогнутой ручкой. Это всё. Никого и ничего больше.

Человек резко вскочил, но внезапная головная боль быстро усадила его обратно. Рука нащупала крупную шишку. Однако положение, в котором оказался человек, вынуждало его действовать, а не дожидаться, пока утихнет в голове. Он предпринял повторную попытку подняться и на этот раз остался на ногах.

Первым же делом направился к выходу, молясь, чтобы дверь не была заперта. Она будто откликнулась на молитву и беспрепятственно позволила себя открыть. То, что человек увидел за дверью, повергло его в оцепенение.

А увидел – вроде бы обращённую к нему супрематическую крестьянку с головой, но без лица, и телом словно из завёрнутых жестяных листов. Лишь когда в проёме возникли другие крестьянки, иных красок, но таких же фигур, инстинкт пересилил ужас и человек попятился прочь. Прямо в сторону красного квадрата. Едва нога попыталась ступить на него, как провалилась в чёрную бездну, утягивая за собой всего человека.

Он долго летел, пока не угодил в чей-то желудок. Где был безнадёжно переварен и отправлен дальше по кишкам.

Казимир икнул.

Американская мечта

Я захожу в школу. Идут уроки. Так тихо кругом…

Я предчувствую: восторг.

Я следую по коридору. Первый класс, второй и третий. Голоски малышей.

Я предчувствую: крушение.

Я встаю у двери. Достаю пистолет. Снимаю предохранитель.

Я предчувствую: событие.

Я врываюсь внутрь. Мгновение… Выстрел – учитель убит.

Я знаменую: неизбежность.

Я поворачиваюсь к ученикам.

Я вижу: цели.

Я открываю огонь.

Я считаю:...пять, шесть, семь…

Я заряжаю последний магазин. Кто-то прибежал вмешаться. Но не успел.

Я сотворяю: мировые известия.

Я тяжело дышу. Почти оглох. Впервые трясётся рука.

Я ощущаю: вселенскую рябь.

Я перекладываю пистолет. Подставляю к виску. Давлю на курок.

Я смеюсь: ваш гнев меня не найдёт.

Беспомощность духа

Вместе со своим товарищем бомж пробирался по свалке. На время разделились, чтобы больше проверить. Устало перебирая наваленный хлам, бомж вдруг заметил невскрытую банку консервов. Но что именно внутри, понять невозможно: от этикетки только белый клочок. Даже срок годности не значился на жести. Бомж потряс консервы перед ухом… ничего не услышал. Но банка явно тяжелее пустой. Нужно проделать дырку да понюхать. Бомж огляделся по сторонам и нашёл заострённую железку. Приставил добычу и ударил по дну кулаком. Готово, за дело взялся любопытствующий нос.

– Слушаюсь и повинуюсь, – внезапно донеслось изнутри.

От испуга бомж выронил банку, отбежал и укрылся за стиральной машиной. Поклялся не пить ни капли спиртного. Но спохватился и клятву отменил. Взамен – расцеловал распятие, которое всегда носил на шее. В награду Бог ниспослал бомжу смелость. Он решил воротиться к говорящим консервам.

– Нечистая сила! Чего тебе от порядочного человека?! – вооружаясь палкой для обороны.

– Я, твой покорный слуга, здесь, чтобы исполнить, как сумею, три твоих желания.

Бомж оторопел. Палка выпала из рук.

– Джинн, что ли? Вот это да! Какая удача… Ну, пожрать бы сначала.

– Ваша воля – мой закон.

Из подручного мусора собрался стол, на нём расстелилась тряпка. Пластиковая бутылка наполнилась вином, склеились черепки разбитой тарелки – куриные кости обросли мясом, покрылись румяной кожей. Огрызок яблоком стал.

Бомж от радости взревел. Подхватил волшебные консервы и давай звать товарища, счастьем с ним поделиться. У того отнялась речь, едва рассмотрел, что появилось. Свежая еда! Из ниоткуда!

– Не поверишь, в этой консервной банке джинн сидит! Он и накрыл поляну. Говорит, три желания, чего захочу… Вот я и сообразил, что с голодным желудком особо не разгонишься. А поем – ох и напридумаю!

Душу товарища извратила чёрная зависть. Прыгнул на бомжа, пытаясь банку отобрать. Ругань, бьют друг друга, перекатываются. Да так увлеклись, что упустили третьего бродягу, который долго уже наблюдал за происходящим из надёжного укрытия, поджидая момент. Бродяга подобрал выроненную банку, завернул в тряпку яства со стола, запихал в карман бутылку и затерялся в мусорных горах.

У бомжа подбитый глаз, у товарища выбитый зуб. И у обоих урчит в животе.

Беспомощность плоти

В зловещем подвале брошенного завода к столбу привязана юная дева. Чудовищу дань. Подёргивается обнажённая фигурка, вся кожа в мурашках, изо рта вырывается пар. Под белоснежными ногами расползлось чёрное пятно, пропитанный давнишней кровью щербатый бетон. Такой же след тянется к углу. Там груда переломанных скелетов – всё, что осталось от прошлых даров. По ним лазает голодная крыса. Света почти нет. Один лишь пыльный светильник с треснутым стеклом.

За спиной слышится нарастающий шум. Глаза девы широки, но никого не могут увидеть, только собственный страх, который повсюду. Тяжёлые мучительные шаги. Скрежет ржавого металла. Вперёд выходит железная конструкция. Вместо головы – спрессованный ком, из тулова торчат лишние детали. Существо движется тяжко, скрежетом возвещает о боли. Одна рука замерла совсем, в ней запечатлён наступающий рок, напоминание о неизбежности смерти. Вот уже перестало сгибаться колено. Из себя монстр вытащил бесполезную трубу. По предательской ноге отчаянно ударил. Ещё раз – аж посыпалась ржавая крошка. Ремонт не удался, труба отброшена прочь. Как смог приблизился к рыдающей деве. С подбородка той срываются дрожащие слёзы. Но уже смирилась с судьбой. Подавлен последний протест.

Меж ног существа выдвигается стержень – обёрнут лоскутом изношенной кожи, проволокой колючей обмотан поверх – и просится в лоно…

Нет героя, чтобы деву спасти. Есть только сейчас.

Благородных кровей

…И вот открывается задняя дверца блестящего лимузина. Поедающему взору публики является сам Господин. На нём в полоску с иголочки костюм, из кармашка гордо торчит сложенный платок, чёрная бабочка на ослепительном фоне сорочки, лакированные туфли. В руке трость с набалдашником из кости слона.

Господин приобнимает свою очаровательную спутницу – в атласном платье, с драгоценным колье, – и они вместе ступают по красному полотну: под истерику вспышек, по брошенным навстречу цветам (растаптывая прекрасные бутоны), в крике тянущихся поклонников.

– Я от вас без ума! – случайная отделяется фраза.

– Вы мой кумир!

– Пожалуйста, хотя бы коснитесь!..

Господин с улыбчивой подругой восходит по лестнице. И я отчётливо вижу… его лицо. Безобразная, тошнотворная маска из гниющих форм. Не сохранилось человеческих черт. Только поглядывающий из глубины глазок да подобие рта, искривлённый разрыв, из которого вдруг закапала противная жижица, марая безупречную чистоту одежды.

Я отшатнулся. Меня затрясло. Господин решил, что от восторга, и, пропустив свою даму вперёд, дружески похлопал по плечу.

Я осознал, что задыхаюсь. Кинулся в бурлящую толпу – на другом берегу свобода! Восторженные вопли, это с меня сорвали отмеченный его величеством пиджак. Кое-как остался в живых. И побежал не глядя.

С той поры меня никто больше не видел.

Божественное мясо

В массивном головном уборе из человеческих костей Верховный жрец торжественно ступил к алтарю и вонзил в прикованного кинжал: сквозь напряжённые мышцы, сквозь мякоть, глубоко – по самую рукоять. Избранный скончался и дух испустил. Жрец руки расправил, вдыхая освобождённую силу. Чтобы вобрать её целиком, затем ещё и вырезал сердце.

– Создатель! Отдай мне себя!

Раздвинулись мощные челюсти из стали, приняли тёплое сердце и взялись жевать. Кровь побежала с подбородка.

– О, великий народ, – после обратился жрец к толпе железа, – я и вас приглашаю отведать наших отцов. Если в нас будет Бог, кто встанет против?