Тюрьма для тысячи кукол - Елена Донцова

Елена Донцова

Тюрьма для тысячи кукол

«ЗАГАДОЧНОЕ САМОУБИЙСТВО ВЛЮБЛЕННЫХ НА МОСТУ ЧЕРЕЗ ВОЛГУ

Сегодня около 5 часов утра проезжавшие по мосту водители и их пассажиры стали свидетелями душераздирающей сцены. Неожиданно на мосту появился мужчина с девушкой на руках. Мужчина стремительно перемахнул через перила и несколько секунд балансировал на узком парапете. Девушка, по свидетельствам очевидцев, крепко обнимала его рукой за шею и не делала попыток освободиться. Возникла стихийная пробка. Водители выскакивали из машин в надежде остановить безумцев. Но не успел первый человек приблизиться к странной парочке, как мужчина шагнул с моста вниз. Высота моста и глубина реки в этом месте, увы, не оставили никаких надежд на спасение безумцев. Тело мужчины уже найдено водолазами. Поиски девушки продолжаются. Просим всех, кто знает хоть что-то о личности самоубийц или о причинах этой страшной трагедии, позвонить по следующим телефонам…»

Самый счастливый день в жизни шестилетней Лады стал днем начала катастрофы, почти до основания уничтожившей ее семью. Но тогда она была слишком мала, чтобы связать воедино начало и конец…

Будни начинались всегда одинаково. На рассвете, когда особенно сладко спится и приходят самые интересные сны, в комнату входил старший брат и без всяких предварительных разговоров срывал с нее одеяло, уносил его в прихожую и закидывал комом в шкаф на самую высокую полку. От неожиданного холода Лада подскакивала на кровати, съеживалась, обнимала руками коленки – и только тогда просыпалась. Всякий раз слезы против воли наворачивались на глаза, из груди рвались горькие всхлипы. Но плакать было бесполезно, так же как пытаться заползти под подушку и еще пару минуточек подремать в тепле. Брат и водой ледяной обрызгать мог, если хорошенько разозлится…

И Лада сползала с кровати. Дрожа от утреннего озноба, кое-как натягивала на себя одежду и шла будить другого брата, четырехлетнего Мишу. Это было нелегкое дело. Она могла бы, подражая старшему, сорвать с младшенького одеяло, вытащить его из кровати – но никогда так не поступала. Хотя разница между ними была всего два года, в отсутствие матери Лада считала себя Мишенькиной мамой и бывала с ним безгранично ласкова и терпелива. Она гладила малыша по пухлой щечке, ерошила волосы, дула на влажный со сна лобик и всячески старалась сфокусировать на себе его сонный взгляд. Вставать Миша категорически не любил и поэтому каждое утро рыдал на всю квартиру, горько и сердито. А Лада, по-взрослому вздыхая, утирала ему нос и потихоньку одевала прямо в кровати.

Потом следовал торопливый завтрак под обстрелом недовольных взглядов и понуканий старшего, Темы. Наскоро запихав в себя остывшую кашу, Лада вприпрыжку неслась в прихожую одевать младшего и одеваться самой. Все втроем они выходили, а точнее, выбегали из подъезда и мчались в конец улицы до ворот детского сада. Здесь Артем их оставлял и, расправив плечи, неторопливой и уверенной походкой отправлялся в сторону школы. А Лада отводила Мишу в среднюю группу, сдавала с рук на руки воспитательнице, а сама устало плелась к себе в старшую.

Такая кутерьма и нервотрепка продолжалась пять дней в неделю. И первое, чему выучилась в своей жизни Лада, – это считать по пальцам до пяти. Теперь она давно уже считала в уме до тысячи, но каждое утро, вскакивая с постели, всегда зажимала на одной руке столько пальцев, сколько дней недели уже прошло. А на другой – сколько осталось до субботы. Так ей было легче дожидаться выходных.

В субботу можно было спать долго, пока самой не надоест. Старший брат рано утром уходил в школу, мать с отцом – на продуктовый рынок. Зимой до их возвращения Лада никогда не выползала из-под одеяла. Сладко было дремать в сумрачном полумраке до той поры, пока мама не подходила к кровати и не трясла ее тихонько за плечо. От матери веяло уличным холодом, она смеялась, называла дочку медвежонком и маленькой засоней. Миша в такие дни вставал самостоятельно даже раньше сестры. Он любил покушать и всегда ожидал родителей на кухне, сгорая от нетерпения первым увидеть, что они принесли с рынка, сунуть нос в сетки и пакеты.

Да, суббота была просто замечательным днем! Сначала Лада помогала маме готовить обед, потом они все вместе – старший брат к тому времени уже возвращался из школы – садились за стол. После обеда отец обычно ложился вздремнуть на диване в большой комнате, братья в детской занимались своими делами, а Лада на кухне сидела с матерью, и та между делом учила ее всяким полезным вещам. Показывала, как штопать носки, как вязать шарфики и вышивать свои инициалы на носовых платках. А однажды даже показала, как можно написать письмо молоком, а потом подержать чистый вроде бы лист над плитой – и на нем проявятся волшебным образом коричневые, пахнущие горелым молоком буквы.

Воскресный день всегда бывал суматошным. Мама готовила еду на всю неделю и больше не звала Ладу в помощницы. Отец с недовольным видом пылесосил ковер и делал мелкие хозяйственные дела. Однажды Лада спросила маму, на кого она всегда сердится по воскресеньям, и та ответила, усмехнувшись:

– Сержусь, потому что на работу завтра идти не хочется.

Лада сочувственно вздохнула. Ей тоже до жути не хотелось опять на рассвете тащиться в садик, а ведь родители постоянно твердили ей, что детский сад и школа – это такая особенная детская работа. Так что Лада мать с отцом очень хорошо понимала и на них ни чуточки не обижалась.

Но однажды все изменилось. Утром сквозь сон Лада почувствовала на лбу мамину руку и услышала ее шепот:

– Доченька, покушаешь со мной и папой или еще поспишь?

У Лады сами собой зажались три пальца на руке. Это значило, что сегодня никак не могла быть суббота. В недоумении она захлопала ресницами и спросила:

– Что, разве сегодня праздник?

– Праздник, – ответила мать каким-то странным голосом и усмехнулась: – Вроде того.

Лада тут же с удовольствием встала и позавтракала вместе с родителями. Миша, конечно, тоже сидел за столом. Он-то, в отличие от сестры, ничему не удивлялся и выглядел очень довольным. После завтрака мать вдруг предложила прогуляться по району, и отец – вот удивительно – не стал возражать.

Все вместе они вышли на улицу и увидели белые сугробы, которых еще вчера не было и в помине. В сознании девочки неожиданный праздник каким-то образом связался с первым снегом. Лада с Мишенькой первыми начали катать шары для снеговика, а родители присоединились к ним, и работали так весело и дружно, что заканчивали уже вдвоем, а Лада с братом только хохотали и хлопали в ладоши, наблюдая, как отец мастерит снеговику панаму из носового платка, а мама с серьезным видом примеряет толстяку свои очки.

Но и на этом чудеса не закончились. Отец вдруг повел их обедать в кафе. Такого на Ладиной памяти еще не бывало, и она была поражена, когда мама стала вслух читать ей названия разных блюд из бордовой книжицы, и оказалось, что любое из них можно выбрать и заказать. Сквозь приоткрытую дверь на кухню девочка видела стоящую на плите большую кастрюлю. В голове у Лады сразу возникла волшебная картинка: тетя в белом переднике колдует над кастрюлей, и оттуда появляется та еда, какую закажешь.

После обеда они пошли встречать из школы Артема, а потом по дороге к дому все вместе еще немного погуляли. И дома мама не встала сразу к плите, а почти до ночи сидела в детской комнате и делала все, о чем ее просили. Даже ползала по ковру, самоотверженно строя вместе с Мишенькой из ручек и карандашей железную дорогу.

Правда, назавтра Ладу снова повели в детский сад. Но на этот раз будила ее мама, а значит, обошлось без утренних слез. Миша оставался дома – он слегка простыл во время вчерашней прогулки, и ночью, объяснила мать, затемпературил. Лада слегка разозлилась на брата, но успокоилась, едва оказалась на детсадовской территории: играть и гулять с группой общительная девочка очень любила, и в общем посещать садик ей нравилось – если забыть про ранний подъем.

– А слыхала, Ладка, что Комбинат закрылся? – сказал ей Витя Середин, самый серьезный мальчик в группе, с мрачным видом ковыряясь палкой в сугробе. – Мамка и батя теперь дома сидят.

«Комбинат» – это слово Лада слышала с самых ранних лет. Каждое утро ее родители скрывались за высоким черным забором и ворота с хищным звуком захлопывались за их спиной. Но ровно в шесть эти ворота снова открывались, выплевывая бесконечные толпы людей обратно в город. Лада никогда не бывала на Комбинате и не знала, что там делается. Да ей и в голову не приходило спрашивать об этом. Комбинат был как данность – возник задолго до ее рождения и будет существовать вечно…

Когда Лада услышала, что Комбинат закрылся, ее сердечко заныло в непонятном предчувствии.

– А когда откроется? – спросила она всезнающего Витю.

– Батя говорит, что Комбинату – каюк, – сказал мальчик и пояснил, заметив широко распахнутые глаза Лады: – Никогда уже не откроется, вот.