Голев и Кастро (Приключения гастарбайтера) - Анна Матвеева

Матвеева Анна

Голев и Кастро (Приключения гастарбайтера)

Анна Матвеева

Голев и Кастро. Приключения гастарбайтера

Повесть

1

В жизни Голева Николая Александровича все было нормально до прошлого года. То есть, конечно, имелись некоторые сложности, и тонкости, и нюансы, но в целом-то жизнь была нормальной. Обычной. И даже неплохой.

До прошлого года Голев проживал в городе-герое Севастополе, который любил за красоту и проведенное в нем детство: море, белые инкерманские камни, солнечные брызги, платановые листья, летняя толпа Приморского бульвара. Еще Голев любил Ближний пляж в Балаклаве, белую черешню, любил думать, как повезло ему родиться в солнечном Крыму, он любил даже войлочные шляпы, какие покупали себе приезжие, в то время как бело-булочная плоть этих приезжих выдавала их еще до того, как они надевали шляпы. Приезжие обильно восторгались морскими возможностями - сутки пролеживали на пляжах "Омега", "Песочный" и "Солнечный", и даже в те дни, когда волны выбрасывали на берег густые волосы водорослей, приезжие не покидали "уплоченного" места на пляже, а жарились под солнцем до красных волдырей.

Интересно, что предназначенная Коле Голеву жена тоже была из этих самых приезжих; маленькую Таньку привозили из Свердловска каждое лето и оставляли на месяц у местной тетки. Так что чисто теоретически Голев мог встретиться с Танькой уже в детстве - он потом нашел черно-белую фотографию, где нахмуренная Танька в панамке на разлохмаченных косицах позирует надоедливому южному фотографу. У крошечных Танькиных ног громоздится недостроенный песочный торт, а за спиной сверкает море.

Взрослая Танька часто в шутку говорила при Голеве, что вышла она за него замуж по расчету. Только по причине моря. Дескать, хотелось жить в хорошем климате, вот и согласилась. Собеседники удивленно вздергивали головы, а Голев улыбался, соглашался, подыгрывал - он-то знал правду. Вот как все у них было на самом деле.

Он нашел Таньку на Очаковском рынке. Мать отправила его за черешней, а там, прямо у прилавка, рыдала белокожая девчонка с повсеместными веснушками. Рыдала самозабвенно, детски, с соплями и почти на грани приличий.

- Ты чего ревешь? - строго спросил шестнадцатилетний Голев.

- Кошелек украли, - она вытирала глаза шляпой, - а там все мои деньги, и тетя мне теперь голову откусит, и-и-и!

- Пошли со мной, - сказал Голев, сам собою восхищаясь. Они купили черешни, а потом предстали пред изумленные очи голевской мамы Юли. Мама Юля, впрочем, сориентировалась быстро.

- Танечка, да? Так вот, Танечка, все равно нужно будет рассказать тете правду. Хочешь, я позвоню ей?

- И-и-и! - снова припустила Танька, обрызгав слезами расслабившегося на ее руках кота Савелия. - Вы что, вы не знаете, какой это человек! Она меня замучает нотациями!

Мама Юля еще немного поуговаривала Таньку, но потом отступилась. Налила борща в тарелку, и Танька между всхлипами с удовольствием черпала полные ложки красной густой жижи. Младшая сестра Голева, Катя, смотрела на гостью подозрительно, а потом и вовсе ушла в другую комнату, забрав с собою упиравшегося всеми четырьмя лапами кота.

По окончании обеда выяснилось, что мама Юля очень даже хорошо знает, какой человек Танькина тетя. Потому что Танькина тетя Луэлла Ивановна Приходько была завучем в школе. А мама Юля работала там директором, и единственным сотрудником, с которым у нее не находилось взаимопонимания, как раз и была Луэлла Ивановна.

- Тетя, - рассказывала Танька, машинально поедая черешневые ягоды и ловко выплевывая косточки в блюдце, - она двоюродная сестра папы. Они все раньше жили в Свердловске, но потом у тети появился крымский поклонник. На каком-то курорте познакомились, и он сделал предложение. Сейчас трудно поверить, но в молодости тетя была очень красивой.

Мама Юля хмыкнула, вспомнив однотонное лицо Луэллы Ивановны, мышиного цвета косичку и еще какие-то неприятные подробности, а Танька продолжала печальную, судя по всему, историю, причем рассказывала она с явным наслаждением:

- Ну вот, тетя приехала в Севастополь, поселилась у него в квартире, на Большой, между прочим, Морской. Ждали дня регистрации, а пока приехали в гости все наши, свердловские, - мой папа, еще неженатый, его родители и мама тети Луэллы, в общем, полсамолета родственников. Жили они все в шикарной гостинице, жених заказал номера. И вот, в самый день свадьбы, после регистрации, его забрали. Был суд, а потом его посадили в тюрьму! Оказалось, что жених одесский вор, неоднократно объявленный во всесоюзный розыск. Когда он вышел, он был такой весь старый, мятый, уголовный - а Луэлле-то всего тридцать пять, и она закончила институт, преподавала в вечерней школе... В общем, им не пожилось. Муж все время кричал на нее блатными словами, водил каких-то странных людей домой, еще к ним еженедельно приходил участковый с проверкой, в общем, Луэлла подала на развод. Их развели. После суда бывший муж сказал, что все знает, это именно Луэлла "заложила" его в милиции пятнадцать лет назад, и теперь он ее убьет. Неизвестно, как это случилось, но на другое утро его нашли на жэдэ вокзале в кровавой рубахе и с пробитым черепом.

Танька драматически замолчала.

- Не думаю, Танечка, что тетя Луэлла также отреагирует на потерю кошелька, - заметила язвительная мама Юля, впрочем, она вовремя поймала осуждающий взгляд сына и замолчала. Танька будто бы не заметила остробритвенного выпада и продолжала:

- Меня сюда каждое лето присылают. У тети нет своих детей, и она педагогически реализуется на мне. Хотя я вообще-то не ребенок - пятнадцать лет! - закончила общительная Танька и вздохнула.

- Ладно, Таня, давай я позвоню Луэлле Ивановне, а потом Коля тебя проводит...

- Да вы что! Тетя меня убьет, если увидит с мальчиком. Сначала я должна закончить школу, поступить в институт и встать на ноги. Как будто сейчас я хожу на руках! Мальчики - потом. Спасибо вам за борщ и черешню, я пойду.

Танька быстро напялила свою глупую шляпу и выскочила за дверь. Голев помчался следом, перепрыгивая через три ступеньки.

- Погоди, Танька, пожалуйста, постой!

Танька повернула к нему все еще зареванную мордочку.

- Здесь она все равно не даст нам видеться. Я тебе напишу мой адрес в Свердловске. И телефон.

Сестра Катя смотрела за ними в форточку, а потом пошла с доносом к маме Юле.

Вот так, благодаря уличному воришке, стянувшему Танькин кошелек, в первую очередь, и Луэлле Ивановне Приходько - во вторую, Голев и познакомился со своей женой. Хотя до собственно женитьбы было еще далеко: Голев окончил школу, сходил в армию - правда, слово "сходил" плохо передает впечатления от погоды в минус шестьдесят на анадырском аэродроме.

Танька писала чуть ли не каждый день - подробно описывала свою учебу в пединституте и традиционно обещала ждать. Они не виделись уже три года, но ему все равно хотелось, чтобы Танька была с ним - блондинка-конопушка на коричневой любительской карточке вместе с ним переживала казарменный быт, постоянный голод, недосып и даже наличие прапорщика Мосластых. Почему-то все прапорщики были украинского происхождения.

Как быстро все это забылось...

Мама Юля очень удивилась, когда Голев собрался в Свердловск сразу же после дембеля.

- Тебе что, холода полюбились? - ревниво спросила она и зачем-то указала на окно, за которым дрожали на весеннем ветру молодые платаны.

Голев ехал поездом, через сухопутный Симферополь. Почти трое суток, грязь, вонища, приставучая проводница, которая всю дорогу заманивала его к себе в купе, и если бы не была она так уж откровенно неопрятна, кто знает...

Танька встречала на вокзале - на ней были серый плащ и беретка. Губы накрашены перламутровой помадой. Увидев его, ахнула:

- Какой ты стал... внушительный! Монументальный!

Она никогда не боялась громких слов.

В Свердловске шел холодный дождь. Голев мучительно старался найти что-нибудь хорошее в городе своей любимой, но не мог - серо-коричневая, шинельного цвета, грязь, унылые, как документальные фильмы, дома, и вода из-под крана пахла несвежим бельем.

Танькин папа, Михал Степанович, с виду простой, как картошка, принял "зятя" радостно, немного потом помрачнев оттого, что Голев не стал с ним "культурно отдыхать". Зато мать умилялась и всплакивала вполне традиционно, хотя никаких решающих фраз Голев пока что не произнес.

Танька гордилась, подталкивала Голева локтем, прижималась к нему веснушчатой щекой. Через день он сделал предложение. Танька прыгала до потолка, как в детстве с новой куклой, но попросила отсрочки - ей осталось два года учиться. Голев вернулся в Крым, поступил на рабфак в Симферополе.

Опять начались письменные отношения - звонить было дорого, а Силиконовую долину пока еще даже не сдали в аренду, так что до Интернета оставалось несколько лет. Голев писал подробные старательные письма, а Танькины становились все короче и легкомысленнее, так что он начал волноваться.