Среда обитания приличной девушки - Галина Хованова

Галина Хованова

Среда обитания приличной девушки

В двадцатом году двадцатого века в Петербурге 70 % квартир были коммунальными. А почему? Да потому что после Октябрьской революции по ленинскому декрету стало осуществляться «уплотнение». В стольном граде Питере науплотняли столько квартир, что до сих пор не могут разобраться с последствиями.

Коммунальные квартиры были очень разными. Были небольшие, на две семьи. И были огромные. Как в нашем же доме, на шестом этаже.

До капитального ремонта дом в плане представлял собой прямоугольник с двором-колодцем. Так вот, квартирка, про которую я говорю, занимала аккурат весь шестой этаж. В нее было четыре входа из четырех парадных. В ней было восемь сортиров и восемь ванных комнат. Один из сортиров заслуживает отдельных слов — он был метр в ширину, но пять в длину. К унитазу, гордо стоявшему где-то под потолком, вели ступени. Вошел, сел — все, ты на троне!

В коммуналке было восемь же просторных кухонь, заставленных индивидуальными столами и завешанных влажным бельем. И один-единственный коридор. Мы с подружкой моей катались по нему на велосипеде.

Про Петербург и его жителей написано уже столько, что, право, становится неловко, когда намереваешься вновь поднять эту тему. Федор Михайлович, ласково похлопывая по плечу Родиона Раскольникова, прогуливается по набережной канала Грибоедова в сторону Сенной, а на меня смотрит укоризненно. В Летнем саду, само собой, Александр Сергеевич наблюдает шалости юного Онегина, а пальцем грозит мне. Анна Андреевна тоже не одобряет — и Толстой, Гоголь и Некрасов с ней согласны.

Господа! Уважаемые классики! Конечно, мне с вами не равняться. Но вы уж не обижайтесь, поскольку мои рассказки не того масштаба; я буду рассказывать не народу, а своим друзьям. И мы с ними еще раз порадуемся.

Ведь то, что я не писатель, — это ничего, зато, может, у кого-то вдруг поднимется настроение, он улыбнется или даже рассмеется, подержав в руках эту книжку.

С чего порядочные люди начинают автобиографию? Правильно, с родителей. У меня они тоже присутствуют в полном составе — и папенька, и маменька. А для того, чтобы я появилась на свет, им пришлось для начала познакомиться. И сделали они это в коммунальной квартире на Кронверкском проспекте.

Глава первая

Коммуналка

Коммунальная квартира — это прекрасно. Это может быть настолько прекрасно, что даже спустя долгие годы вы будете не в силах забыть об этом счастье.

Кстати, коммунальная квартира моего детства всегда была окутана для меня определенным романтическим флером. А как же! Не будь квартира коммунальной, может, я не появилась бы на свет. Не только же нам со Славой, моим мужем, хвастаться бразильскосериальными отношениями, мои родители тоже в свое время зажигали.

А вот. В квартире было три комнаты. И две семьи. Одна семья состояла из главы, Капитолины Александровны, и ее сына Юры и занимала одну комнату (вход в торце коридора), а вторая включала в себя девушку Люду, ее сестру Олю, их родителей Ивана и Нину, а также бабушку Таню; вся эта компания занимала две сугубо смежных (вход справа, напротив санузла). Еще в квартире имелись длинный кишкообразный коридор метров десяти в длину и огромная кухня (сразу слева от входа в квартиру, окна на лестницу). В рассматриваемый промежуток времени сосед Юра учился на втором курсе ЛЭТИ.

И вот случился у Юры день рождения. И на этот день рождения пригласил он товарища, однокурсника. И товарищ, которого звали Саша, пришел. Мало того, что пришел, так еще и поперся неизвестно за какой надобностью (штопор был нужен, или соли не хватило) к соседям, где и познакомился с Людой. Да, дорогие друзья, это были мои родители. Папе на тот момент было девятнадцать лет, он был красавец и молодец, студент, мама у него — врач, папа — военный. А мама моя была… Нет, она была очень миленькая, и ее харизма давала о себе знать уже в те времена, но! Она работала на заводе и училась в вечерней школе (ШРМ, для тех, кто понимает), папаня ейный был паркетчиком (хоть и складывал паркеты в Эрмитаже), маманя сидела дома на инвалидности. Бабушка еще — хитрая и полуграмотная. И сестренка младшая — вся в академической гребле. И лет моей потенциальной маменьке было пятнадцать. Короче, полный мезальянс.

Но — от судьбы не уйдешь. И, как ни расстраивалась бабушка с папиной стороны, он упорно продолжал встречаться с маменькой. Дорастил ее до приличных восемнадцати лет и женился. Бабушка-врач была недовольна и даже на свадьбе, в лучших традициях, высказалась по поводу «пробега за первой встреченной юбкой». Хотя от знакомства до самого бракосочетания и прошло почти четыре года.

Семья папы состояла из него самого и еще трех женщин — мамы, тети и сестры. И была у них на четверых (не падайте только в обморок) трехкомнатная квартира. По логике вещей — где должны были бы обосноваться молодые?

Правильно, в коммуналке. Так что народу в двух комнатах прибавилось сначала на папу, а потом на меня, как на логическое продолжение шутки Гименея.

А вот теперь про войну. Когда молодой муж стал членом чужеродного клана, он тут же стал для Капы не приятелем сына, а врагом в самом рафинированном смысле этого слова.

Надо заметить, основная война шла между моей бабушкой Ниной и соседкой Капой. Обе-две дамы были на инвалидности, у обеих — астма. И обе сидели дома. Их коммунальные битвы были не иллюзорны.

Один раз папенька вышел на кухню, буквально водички попить, и обнаружил такую картину: на огромной кухне друг напротив друга стояли две дамочки в весе пера (они вдвоем тянули килограмм на девяносто) и почти профессионально мало того, что держали швабры наперевес, так еще и довольно умело ими фехтовали!

Папа подкрался к Капитолине Александровне из-за спины, схватил ее сзади за локти, отнес по длиннющему коридору к комнате и водворил туда со словами:

— Юра, уйми свою мать!

На следующий день в институт, где работал папенька, принесли письмо о его вопиющем поведении. А через неделю пришла комиссия разбираться. Члены комиссии осмотрели соседку, и председатель, отозвав папу в сторону, интимно спросил:

— Саша, в заявлении написано, что ты хватал соседку за грудь. Я все понимаю, но где ты ее нашел, эту грудь?!

Но все равно было неприятно.

Маменька разозлилась на такое негламурное поведение, поэтому, когда комиссия ушла, они с сестрой Олей, не сильно травмируя соседку физически, травмировали ее морально. В длиннющем коридоре была постелена шерстяная дорожка — на натертый паркет. Капа, проходя мимо Оли, решила толкнуть ее бедром. Ха! Своим тощим бедром от тельца весом в 45 кило она решила толкнуть Олю, уже кандидата в мастера спорта по академической гребле! И упала сама, ага. В другое бы время они просто похихикали, да и разошлись. А тут — нет.

Оля взяла сидящую Капу за плечи и точным движением бывалого боулингиста направила ее по коридору. Соседка ехала и собирала перед собой дорожку. А на другом конце коридора уже стояла моя маменька, которая поймала в объятия обалдевшую даму и толкнула ее обратно. Соседка поехала к кухне, распрямляя дорожку. Потом эти две молодые кобылы заржали и ушли. Капитолина Александровна затаилась на неделю.

Бои местного значения шли с переменным успехом. Раковина с холодной водой была в квартире одна — на кухне. Перед тем как умыться, папенька, человек в очках, снимал их и складывал на полочку. Как только он набирал воду в ладони и начинал мыть лицо, тут же подскакивала Капа и с удивительным энтузиазмом принималась полоскать в этой же раковине веник.

А еще она покупала селедку. Да-да, соленую селедку. Желательно не первой свежести. И жарила ее на кухне на своих двух конфорках. А потом выбрасывала.

Но ошибки бывают и у резидентов. И она ошиблась. Она обидела деда.

Дед мой был тихим алкоголиком и работягой. Но бывало, приходил он домой на рогах, снимал ботинки, а на то, чтобы дойти от входа по всему коридору до комнаты, где стояла вожделенная кровать, сил не хватало. Поэтому он доходил до середины, присаживался на обувную полку и отдыхал минут пять. А потом уже преодолевал остальные метры. Это так, для справки, чтоб потом понятней было.

Деду из деревни прислали шмат прекрасного розового сала. А поскольку холодильника не было, то оно, любовно завернутое в белую тряпочку, ждало своего часа между рамами кухонного окна, выходившего, как вы помните, на лестницу. Там вообще лежало все, что боялось тепла. И дед пригласил как-то всю свою бригаду отметить день рождения. Пока ехали, он расписывал — и какое чудесное у него есть сало, и как капустка в этом году удалась (а ведро с капустой стояло во входном тамбуре), только картошечки отварить — и все в ажуре! Прибыли, картошечки почистили, сварили, он за салом — а там вместо килограммового шмата — обмылок грамм на двадцать! Следствие установило, что Капа, решив, что семья у нас большая, за всеми не уследишь, повадилась потихоньку сальцо-то пилить. Ее ж не предупредили, что дед табу наложил! Вот так оно пилилось-пилилось, да все и… И капустка в ведре, конечно, была, но тоже… — кто же знал, что дед запретил капустку из того ведра жрать? Вот дед и обозлился. Но молча. Тихий был потому что.