Беспокойное наследство - Олег Говда

Говда Олег

Беспокойное наследство

Эней был юноша проворный,

И парень — хоть куда казак…

"Энеида", И. Котляревский

ПРОЛОГ

Среднего возраста господин, одетый в тройку тонкого английского сукна стального цвета, под наброшенным на плечи длинным плащом, и цилиндр с высокой тульей, стоял на самом краю отвесного обрыва. Небрежно опираясь обеими ладонями на массивную трость с набалдашником, подавшись вперед, он с непритворным восхищением глядел вниз. Отсюда, с высоты, подвластной не каждой птице, мир выглядел яркой лубочной картинкой. Огромное расстояние лучше любого ластика стирало грязь бытия, предоставляя взгляду ценителя редкую возможность полюбоваться великолепием недостижимого идеала. Наверняка Господь именно такой представлял себе Землю, когда начинал Акт творения, и еще не успел создать человека. Широкие, небрежные мазки гигантской кисти. Много зелени, пятна желтизны и тонкая змейка голубого казались живыми, благодаря скользящим теням облаков, порождающих изумительную, неповторимую игру солнечного света.

Незнакомец в серой тройке оторвал взгляд от величественной картины и недовольно оглянулся. На ровной, будто срезанной ножом, вершине скалы кроме него, по-прежнему никого не было. Даже довольно сильный ветер, обычный для таких высот, словно опасался прикоснуться к нему, обминая стороной и срывая злость унижения на безвинном утесе. Время от времени выискивая плохо слежавшиеся камни и с грохотом сбрасывая их с кручи.

Только в нескольких метрах внизу, на крохотной терраске, пронзительно вскрикивала самка сапсана и взволновано топорщила перья. Соколиха чувствовала присутствие чужака рядом с гнездом, но никого не видела. Это беспокоило птицу, и если б не пара уже оперившихся и готовых подняться на крыло, но еще не пробовавших летать птенцов, она давно б унеслась прочь от неведомой, но инстинктивно ощущаемой опасности.

— Прошу прощения за опоздание, Повелитель…

Представительный господин величественно развернулся и уставился на почтительно согнутую в поклоне тощую фигуру, одетую в обычную крестьянскую одежду. Единственной яркой деталью которой был пестрый цыганский пояс. Кожаный, расшитый красной нитью и украшенный множеством посверкивающих медных блях.

— Пустяк, — небрежно остановил извинения, названный Повелителем, легким кивком отвечая на глубокий поклон. — Я недурно провел время, любуясь окрестностями. Но впредь не стоит так рисковать, Босоркун. У меня не часто бывают приступы меланхолии и благодушия.

— Еще раз прошу меня извинить. Слишком хлопотливое дело вы мне поручили, Повелитель. Я уже с ног сбился, выискивая хоть какой-нибудь след. Этот казак, как сквозь землю провалился.

— Не стоит бездумно повторять чужой вздор… — насмешливо хмыкнул господин в сером. — Даже в виде присказки, нареченной другими глупцами народной мудростью. Если бы разыскиваемый тобой человек каким-то чудом смог совершить означенное деяние, то зачем вообще были бы нужны поиски? Провалившись сквозь землю — он непременно попал бы прямо к нам.

— Вы совершенно правы, Повелитель. Ляпнул, не подумавши… Но, помимо оговорки, остальное — истинная правда. Ума не приложу, с чего начинать.

— Странно, что проведя столько времени среди людей, ты так и не научился их понимать. Любого человека можно найти и заставить делать все что угодно, действуя через семью. Через близких… Как думаешь, почему я вызвал тебя именно сюда?

— Желание господина закон. Мне и в голову не пришло задумываться над этим, — опять поклонился тощий.

— Похоже, привычка размышлять совершенно чужда тебе, Босоркун. А напрасно. Из-за дурной головы и ногам нет роздыху, верно?

— Вам виднее, Повелитель.

— Вот именно… А теперь и ты можешь посмотреть, — он ткнул пальцем куда-то вдаль. — Взгляни. Что видишь?

Босоркун даже мысленно не пытаясь возмутиться (мысли и чувства Господин воспринимал даже лучше слов), послушно повернулся в указанном направлении. И тотчас непроизвольно охнул.

— Вы думаете?..

Вместо ответа тот только взглянул на тощего. Но взглянул так, что Босоркун втянул голову в плечи и ссутулился еще больше.

— Простите, Повелитель. Я — не подумавши.

— И этот еще из самых толковых, — сумрачно проворчал господин в плаще. — А теперь посмотри сюда! — указующий перст опустился вниз, как бы упираясь в носки лакированных штиблет. — Глянь, как запылились.

Тощий тут же упал на колени, собираясь вытереть обувь Повелителя рукавом свитки.

— Оставь! — повысил голос тот. — Ты прекрасно знаешь, какая тряпка для этого нужна. И не вздумай потратить на ее поиски еще один год. Если через месяц у меня будет грязная обувь, обещаю: ты вылижешь ее языком. Но не эти туфли. Даже не надейся! Для нерадивых слуг у меня имеется отличная пара сапог из акульей кожи.

Босоркун судорожно сглотнул, уже чувствуя во рту привкус собственной крови.

— Я все, что…

— Не надо пустых обещаний, — оборвал его господин в серой тройке. — Просто, сделай то, о чем я прошу…

Закончив разговор, он взмахнул полами плаща и шагнул вперед, мгновенно становясь сгустком мрака и сливаясь с тенью отбрасываемой скалой. Растворяясь в ней и исчезая.

Тощий быстро подошел к краю обрыва, тщетно пытаясь проследить за своим господином. Но вместо этого его взгляд наткнулся на соколиное гнездо, — и на изможденном, болезненном лице слуги появилась подленькая ухмылка. Но и тут ему не было удачи. В то же самое мгновение, когда пыхтя од натуги, Босоркун подкатил к обрыву валун, обеспокоенная соколиха сильным взмахом крыльев вытолкнула птенцов наружу и ринулась следом за ними.

Огромный камень, с грохотом рухнувший вниз, раздавил только опустевшее гнездо сапсана.

Глава первая

— Дана! Дана! Шиди риди, Дана! Мать-вода! Мать-вода! Наполни реку, Мать-вода!

Вокруг догорающего костра, разложенного в излучине неторопливой Волчанки, полторы дюжины молодых поселянок кружились в хороводе, охрипшими от усталости голосами, громко восхваляя Богиню Вод. И хоть вся их одежда состояла только из венков и исподних рубашек, а огонь едва теплился, пропитанная потом ткань плотно льнула к разгоряченным телам. Ритуальный хоровод завели сразу, как над водой сгустились сумерки, — и вот уже который час, казалось, нет в мире силы, способной остановить охватившее танцовщиц безумие, пока девушки сами замертво не рухнут на утоптанный песок.

Они уже едва держались на заплетающихся ногах, когда к кострищу вышло около десятка парней, с охапками хвороста в руках. Даже не пытаясь разорвать шальную вереницу, они метнули сухие ветки на дотлевающие угли прямо через головы, совершенно ни на что не обращающих внимания, девушек.