Клавдия Партичелла, любовница кардинала - Бенито Муссолини

Клавдия Партичелла, любовница кардинала

Предисловие

В 1909 году Бенито Муссолини, двадцатишестилетний молодой человек, работал в Тренте (принадлежавшем в то время Австрии). Он служил секретарем в правлении социалистических профессиональных союзов, получал мизерные деньги и подрабатывал уроками французского языка. По своей должности секретаря он обязан был помогать Чезаре Баттисти в редактировании местной социалистической газетки «Il Popolo» и ее еженедельного приложения «La Vita Trentina». Главной обязанностью Муссолини было снабжать еженедельник фельетонами интересного и увлекательного содержания.

Так появился в свет исторический роман «Claudia Particella, I’Amante del Cardinale: Grande Romanzo dei Tempi del Cardinale Emanuel Madruzzo», вышедший из-под пера будущего Дуче, вождя и неограниченного властелина фашистской Италии.

Маргарита Сарфатти в своем обширном и во многих отношениях примечательном труде «Жизнь Бенито Муссолини» сообщает следующие сведения о рождении этого романа.

«Творческое воображение Муссолини превосходно справилось с задачей изобразить исторические события в духе Габорио и Дюма-отца. Свой первый и, к сожалению, последний опыт он назвал «Клавдией Партичеллой, или Любовницей Кардинала». Роман написан так увлекательно и так богато насыщен содержанием, что был бы находкой для фильма, да, если не ошибаюсь, его уже начала «крутить» какая то предприимчивая кинематографическая компания. Роман… имел огромный успех. Автор был превосходным журналистом и обладал (даже тогда, когда писал для собственной забавы) редкостным чутьем того, что должно занимать и увлекать читающую публику. Он прекрасно знал, чем и как приковать к себе читателя. Но, кроме этого, чисто профессионального чутья, он обладал также глубоким чувством трагичного, умел владеть красками и оживлять острым словом загробные тени. Способность сливаться с толпой, разделять ее чувства, питать их и владеть ими не оставила его и на государственном поприще: как прежде он безошибочно чувствовал пульс читателя, как чувствует он теперь пульс нации. Прошлое журналиста и писателя научило его правильно разбираться в событиях, точно выбирать слова, не отрываться от народа ни в минуты его подъема, ни в минуты его падения. Муссолини больше, чем кто-либо в наше время, владеет «общественным чутьем»… Итак, его «фельетоны» имели огромный успех. Но автора быстро утомила героиня Клавдия. Он ощутил острое желание убить ее и, вероятно, убил бы, если бы Чезаре Баттисти не вмешался. «Ради бога, не убивайте, — молил редактор, — дайте ей пожить, пока закончится подписка!» Это спасло на некоторое время обреченную жертву. Кровожадные инстинкты Муссолини уступили соображениям субсидиарного характера, и приключения Клавдии и ее любовника продолжались, держа в трепете сердца молодых парикмахеров, чиновников, приказчиков и ремесленников города».

Пусть многое в характеристике Сарфатти преувеличено, в ней все же много верного. Трентинские жители, увлекавшиеся «фельетонами» Муссолини, быстро о них забыли. Забыл о них и сам автор. Случайный литературный опыт Дуче, вероятно, остался бы пребывать в безвестном забытьи, если бы в 1927 году одна итальянская дама, поклонница Дуче, не разыскала «фельетоны». Она вырезала, сшила, переплела и преподнесла их автору. Муссолини был в восторге. Даме, сделавшей подарок, он заявил, что «перечел роман с искренним удовольствием». Будем надеяться, что наши читатели испытают удовольствие не меньшее.

Вскоре после того, как «фельетоны» сделали Муссолини героем дня в Тренте, он заявил в политической статье в «Иль Пополо», что «итальянская граница не кончается Алой» (в ту пору пограничная итало-австрийская станция). Австрийские власти продержали его сутки в тюрьме и выслали в Италию. На границе — в Але — австрийский полицейский комиссар освободил его от ареста под честное слово, что тот сядет в первый поезд, уходящий на юг…

С переездом через границу Муссолини с головой окунулся в политику. Его литературная карьера окончилась.

Клавдия Партичелла, любовница кардинала

Глава I

Колокола крошечных церквей, спрятанных в свежей зелени долины, пропели Аве Мария. Нежные торжественные звуки пронеслись над озером и замерли. Лучи заходившего солнца, краснея, таяли на прибрежных вершинах; по склонам стлались вечерние тени; на землю опускался мир, по виа Джудикаре запоздалые рабочие спешили по домам. Волны озера лениво ласкались о корни старых ив, купавших ветви в воде.

На противоположном от замка Тоблино берегу ряды кипарисов темнели в небе, покрывавшемся звездами. Майский воздух насыщен был разбуженной от зимней спячки жизнью, вечно молодой, не умирающей, радостной.

Карл Эммануил Мадруццо, кардинал и архиепископ Трентинский, владетель княжества Трентино, опустил весла, наслаждаясь тишиной и прелестью весенних сумерек. Против него в лодке сидела Клавдия. Любовники молчали, очарованные красотой вечера. На голове кардинала была скуфья из дорогого шелка, на плечах роскошный бархатный плащ, под которым тихо позванивали серебряные украшения пояса.

Месячное пребывание в замке не принесло пользы князю. Ему не удалось отдохнуть. Слишком многие заботы отравляли его, а душу раздирали слишком сильные страсти. Морщина над бровями стала глубже; орлиный нос заострился; большие, широко открытые глаза смотрели печально; светлые волосы поседели на висках; черты лица дышали усталостью не от прожитых лет, а от бремени власти и старой неизлеченной сердечной раны.

Клавдия полулежала на подушках, купая пальцы в теплой, ласковой воде. Шелковое платье плотно облегало стройный стан молодой женщины, темные кудри обрамляли белое лицо; пламенные глаза полузакрылись длинными, прямыми ресницами.

На утро кардинал должен вернуться в Трент. Это была последняя прогулка любовников перед разлукой. Сердца их были грустны. Томило предчувствие нового горя, новых опасностей. Эммануил поднял голову, встретил взгляд Клавдии и решил прервать молчание. Лодка неподвижно колыхалась на середине озера. Вдали в сумерках темнели очертания замка с двумя зажегшимися окнами.

— Завтра я возвращаюсь в Трент, — произнес кардинал, и голос его дрогнул. — Ты останешься здесь.

Клавдия удивленно подняла ресницы, но кардинал продолжал:

— Я должен вернуться. Завтра донна Мария Испанская покидает нас.

— Но ведь ее отъезд был назначен на конец июня?

— Некоторые события заставили ее ускорить отъезд. Сегодня дон Беницио доложил мне о неожиданном решении. Завтра я должен быть в Тренте, чтобы проводить высокую гостью с почестями и пышностью, приличными ее званию.

Эммануил умолк. Мысленным взором он вернулся ко времени, когда пять месяцев тому назад Анна-Мария прибыла в Трент. За несколько дней до Рождества 1648 года передовые отряды княжеского сопровождения вступили на итальянскую землю близ Сан-Микеле. Анна-Мария, дочь императора Фердинанда III, короля Австрийского, совершала путешествие в обществе своего брата Фердинанда, короля Венгерского и Богемского, кардинала Анелы, архиепископа Пражского князя Аренсберга, герцога Террановы, маркграфа Баденского, множества принцев, князей, и дам, направляясь в Испанию, где должно было состояться ее бракосочетание с Филиппомь IV.

Эммануил Мадруццо, епископ Трентский, выехал к ней навстречу со свитой из пятисот рыцарей и всадников, облаченный в пышные и дорогие одежды. Процессии встретились в Гардоло. Эммануил поцеловал руку будущей королевы Испанской и предложил свите принцессы гостеприимство в замке Клезио, наследственной резиденции Мадруццо, не уступавшей по роскоши и богатству папскому и императорским дворам.

В ясное и холодное декабрьское утро пронзительные трубы герольдов созвали на городские улицы толпы народа. С непокрытыми головами, униженно простираясь ниц, народ встретил молодую принцессу и ее блистательную свиту. Будущая королева Испании осталась довольна приемом.

При появлении поезда Ренга — исторический колокол литой бронзы — торжественно загудел на высокой крепостной башне. Ему ответили колокола с других башен, и ясное небо — ясное, каким может быть только небо Италии — огласилось радостным трезвоном, тысячу раз повторенным эхом долин и гор. Пушки замка оглушительным грохотом присоединились к праздничному хору.

Все население Трента высыпало на улицы. Купцы закрыли лавки, ремесленники покинули станки, хозяйки бросили очаги. Дома опустели. Матери и дети толпились на порогах. Из уст в уста передавалась весть, и толпы устремились по улицам в «немецкую слободу», в квартал Сан-Мартино, выстраиваясь густой стеной вдоль дороги, на которой уже раздавался топот бронзовых подков, сверкали кирасы, блестели стальные шлемы, пики и алебарды, мелькали в воздухе стрелы с цветными флажками, возвещая прибытие высоких гостей.

У городских ворот кортеж сопровождения остановился и перестроился. Восемь всадников в белоснежных одеждах выступили вперед. На них не было ни шлемов, ни оружия. На груди каждого нашит был громадный красный крест. За ними выстроились вооруженные всадники княжеской свиты. Карета Анны-Марии, запряженная четверкой богато разукрашенных коней, окружена была дамами, сидящими в высоких золоченых седлах, придворными вельможами, знатью и высшими духовными особами Богемии, Венгрии и Трентино.