За темнотой моих век - Евгений Сергеевич Никитин

Евгений Сергеевич Никитин

За темнотой моих век

Глава 1

Нет ничего невозвратного, кроме смерти, думалось мне в годы моей энергичной юности, но с каждым днем, приближаясь к роковому событию, в немногословный список упрямо прибавлялись еще многие факторы, без конца сопротивлявшиеся моим желаниям и возможностям. Почему-то в этот дождливый день поздней и мрачной, полной тоски осени, мне вспомнились эти мысли, и я наконец прервал свое получасовое молчание, с присущим мне басом в голосе проговорив назревшее вслух.

— Что для вас смерть?

Невысокий, слегка одутловатый мужичок с добрым лицом и стареющими глазами, которые успели повидать десятилетий так пять, не меньше, вытянулся на своем кресле поудобнее и очень удивительно для меня среагировал на этот вечный вопрос. Губы его выражали подлинную улыбку ребенка, наконец победившего в споре с кем-то из взрослых. Это была добрая, поистине радостная эмоция, и аккуратно отложив свой глянцевый журнал, мужичок незамедлительно выразил свое удовлетворение, дополненное образом искреннего щенячьего восторга.

— Неужели вы заговорили, мой друг… Как же я рад этому, как же я счастлив обнаружить ваш голос… Но представьте только, вы же ходите ко мне уже пятые сутки, и все наши ежечасные сеансы вы угрюмо молчали, вы приходили, садились и безмолвно размышляли, а после уходили вновь в пустоту… В пустошь погибших эмоций, — он все никак не спускал улыбки с губ, а маленькие морщинистые полоски над его глазами так и играли вверх-вниз, когда тот то щурился, то раскрывал веки полностью. — Но спустя сложенные воедино четыре с половиной часа вы все же решили поговорить, уму непостижимо, это невероятно… Поверьте, такой пациент, как вы, в моей практике впервые..

— Я не пациент, — мне пришлось строго прервать его изобилие простодушной эйфории, и голос мой моментально смыл с лица доктора всю воодушевленность, вернув ему сдержанность и осторожность. — Я всего лишь слушатель, и я задал вопрос, на который хочу услышать ответ, а точнее — лишь точку зрения отдельно взятого человека.

— Смерть — это конец человеческого пути, истечение его помышлений и деяний. — Доктор сделался серьезным и, отточено отвечая, сплел пальцы рук, сложив их на коленке. — А по какой причине вас взволновала эта тема?

— Для меня это важно, — безмятежно ответил я, а сразу после, со вздохом развалился на мягком кожаном кресле еще пуще прежнего, потом вальяжно оперся своей тяжелой головой на указательный палец и, наконец, выставил свои глаза с осуждением. — А вас этот вопрос не беспокоит?

— Пфф… Меня? — Доктор произвел звук, характеризующий мнение, что его это не касается или он просто не заморачивается на эту тему. — Конечно, мне иногда бывает тревожно..

— Нет, нет, не именно ваша смерть, — я вновь прервал его, монотонно уточняя детали. — Смертность человека как вида, кончина тела, разума, духа.

— Философия? — Мужичок поднялся на ноги и прошелся по кабинету, но вскоре схватил блокнот и ручку, начав второпях записывать что-то, сложившееся в его голове.

— Разве что дети, рождённые с неизлечимыми недугами, являются философией, — доктор резко развернулся ко мне побледневшим лицом и немедленно притулился в свое кресло обратно, но я продолжил, несмотря на заметную растерянность собеседника. — Или же когда сыновья и дочери убивают престарелых родителей из-за наследства, эмм, про эту философию вы заикнулись? А может, люди, убивающие друг друга на войнах? Или, например, когда один одержимый косит из пулемёта сорок человек в храме чужого бога? Это та неисчерпаемая мудрость размышлений людских масс? Нет, конечно, нет ответов у философии, нет ответов и у вас… Вы закрываете глаза на такие темы, стараясь не соприкасаться со смертью, но вам будет не страшно лишь до поры… Поэтому такие, как вы, и белеют в ужасе от подобных речей. Люди стараются искать светлое каждый день, копаясь в плотной и увесистой тьме, пока в их жизнь не приходят такие, как я. Мы появляемся, чтобы сказать, что тьма поглотила все окончательно, и искать светлую истину уже бесполезно..

Я тяжело выдохнул тоску из груди, заразив помещение мрачными мыслями, сел поровнее и стал смотреть в серое окно, поглощенное каплями холодного дождя, который, не смыкая глаз работал на руку уже засыпающей осени. Не знаю, что подумал доктор и что он записывал в свой блокнот, но скажу честно, на тот момент на меня напала непробиваемая печаль, и мне было плевать на реакцию мира вокруг.

Все равно, что там сложилось в голове старика, для меня на первый взгляд он был всего лишь очередной мягкотелой грушей для битья. Еще один образованный, банальный, самый что ни на есть покоренный системой человек. До самого последнего атома, до самой крошечной части своей бренной сущности он гложет быть в мире устоев и правил, истинных или нет, для него это не имеет значения. Он тот, кто обходит стороной неприятности, не упрекая судьбу, жизнь или путь за невзгоды и ошибки. Невыросший внутренний стержень сопротивления позволяет ему мириться с несправедливым миром вокруг, который в ответ иногда дает слабому человеку минуты надежды и часы мнимого счастья.

— Почему же вы считаете, что миру не нужно искать светлое и доброе среди, как вы выразились, тьмы? — Я слышал мягкий голос доктора на половину громкости в своей голове, так как мой разум был поглощен дневным светом в окне, но, видимо, собеседник решил, что мое молчание дает ему право выговориться, и он пробудил меня своим противопоставленным мнением. — Наш мир частенько двояк, лицемерен и жесток, но нельзя нырять во все это с головой, забывая, ради чего мы живём: ради мгновений счастья, любви и взаимопонимания. Да и именно для этих прекрасных целей мы и должны фильтровать грязь, обходить непреодолимые проблемы стороной. Мы обязаны, это нужно, чтобы оставаться людьми..

— Людьми! — Я поднял бас до голоса зверя и хищно ввернул свои острые глаза во взгляд доктора, который нервно сглотнул и, как я заметил, содрогнулся коленями. — Не выходить каждый день на бой с несправедливым миром ради того, чтобы оставаться таким, как все? Ради стандартных детей, жены, дома, машины, работы? Выражайтесь правильно, врач, не нырять с головой и фильтровать грязь ради того, чтобы оставаться таким же приемлемым для таких же удобоваримых, не отставая от догматов прикормленного общества.

— Мне кажется вы слишком много себе позволяете, осуждая мою жизнь примитивностью..

— В том и разница между примитивностью и независимым мышлением, — я перебил его речь, и он тут же умолк, цепляясь за воздух