Афганец - Василий Быков

Быков Василь

Афганец

(Последняя повесть Василя Быкова)

Последние три или четыре ночи, вдрызг разругавшись с женой, Ступак ночевал в гараже. А потом и дневал, потому как твердо решил не возвращаться на свой пятый этаж силикатной хрущевки. Коли так получилось, что он стал там нелюбимым и ненавистным, что появился кто-то лучший, так пусть жена подавится и тешится с новым женихом, а ему, законному мужу пути туда больше нет. Все-таки он мужик гордый и просить не будет. Тем более, что вся его жизнь, кажется, пошла наперекосяк, так что уж тут жалеть о квартире?

Его неприятности начались в конце зимы с того, что неожиданно сдох еще недавно процветающий «почтовый ящик». Заказы Министерства обороны вдруг закончились, рабочим перестали платить, и Ступак, плюнув на новые порядки, подал заявление «по собственному». Думал, немного отдохну и найду что-нибудь для себя более приемлемое. Правда, тогда была еще надежда на жену, Людмилу Петровну, работавшую бухгалтером в банке. Но, видно, так уж повелось в жизни, что где тонко, там и рвется, так все разорвалось с Людкой. Неожиданно для себя он узнал, что у нее появился ухажер на стороне и не абы кто, а директор того же банка. Известное дело, не обошлось без злой ссоры, ругани, жена сначала все отрицала, а когда он влепил ей хороший подзатыльник, со злостью призналась, что да, есть у нее другой, настоящий мужик, не то, что ты – тля.

Себя не можешь прокормить, а не то, что жену с ребенком. Ступак все понял и, правильно оценив обстановку, захватил пиджак и треснул дверью. Это уж слишком, все-таки он не тля, он человек с характером, а, кроме того афганец. А уж если выпивает иногда лишку, так кто же сегодня не пьет? Разве что больные, потому что нельзя или те, у кого и выпить не на что. Другое дело, и у него в последнее время часто не было, за что выпить…

Металлический гараж, сваренный из листов железа, примостился на краю городского двора, около небольшой аллеи липок, рядом с такими же гаражами-времянками для автомобилей. Гаражи здесь были уже лет десять, когда выяснилось, что стояли незаконно – вышло постановление их снести. Куда? вопрошали их владельцы, и, не получив ни одного ответа, справедливо решили а вот вам, выкусите! Ничего мы сносить не будем.

На удивление всем, от них отстали, перестали наклеивать на ржавые двери грозные предупреждения. Гаражники было подумали, что победили, но в начале лета всех вызвали в налоговую инспекцию, где каждому выписали налог и штраф. Штраф оказался большим, но гаражники-пенсионеры, дождавшись пенсий, все-таки сумели заплатить. Ступак второй раз сказал: «Выкусите!», у него уже давно не было денег не только на штраф, но и на кружку пива похмелиться поутру.

Неподалеку от гаражей ютилась детская песочница и беседка с проломанным полом, пустовавшие целыми днями, так как детишки из соседних домов, известное дело, давно выросли, а новые не рождались. Только под вечер, ближе к ночи, там появлялась ватага подростков из соседних ПТУ или школы, эти уже и выпивали, и курили, и, может даже, кололись, часто с ними были девчонки, матюкавшиеся не хуже ребят, нисколько не обращая внимания на редких взрослых у гаражей. Однажды, не выдержав шума и гвалта, Ступак попробовал их утихомирить, пообещал вызвать милицию. В беседке на некоторое время притихли, потом из темноты донесся молодой басок: «Думаешь, железо, так и не горит?» У Ступака отнялся язык, намек получился очень выразительный, он хорошо знал, как горит железо. Сам под Кандагаром едва унес ноги из БТРа, который занялся таким страшным пламенем, что расплавился весь асфальт на дороге. Тогда он шуганул эту ватагу парней, хоть и подумал, что такое соседство может для него плохо кончится. Не сгорел в Афгане, так не хватает еще сгореть в гараже на собственном дворе. Скорее всего, это была мальчишеская бравада, может никто бы и не подумал поджигать его гараж, однако…

Баксов, что выручил за свой «Москвич 412», еще весной стоявший в этом гараже, давно не было. Тогда казалось, что восемьсот баксов хватит надолго, все же немалые деньги.

Впрочем, так же считали и соседи по гаражу, вечерком присаживаясь в его опустевшем гараже возле застеленной газетой промасленной табуретки.

Соседи, вообще-то, были люди неплохие, это они убедили его расстаться с надоедой-москвичом, советовали присмотреть иномарку, которые все чаще появлялись в их дворе. Конечно, он был бы не против пересесть на «Опель» или «Мерседес» и уже приглядывался к ним на улице, но уж так случилось, что баксы закончились гораздо раньше, чем он успел приглядеть подходящую модель.

К тому, что осталось, надо было доложить очень много, а докладывать было не из чего, а к жене он даже и не думал соваться. Тогда он плюнул на все иномарки сразу и на последние десять баксов купил две поллитровки, какую-то закуску и справил поминки по своим недавним помыслам. В конце-то концов, можно прожить и без машины – меньше хлопот и опять же свободней стало в гараже.

Однако, это только казалось, без денег прожить было невозможно, в этом он скоро убедился. Обычно под вечер в будни или в выходные у гаражей собирались их владельцы, распахивали настежь ворота и начинали копаться в двигателях или перебирать всякую мелочь в багажниках. А потом, перекуривая во дворе, начинали неторопливее беседы про беды своих «запорожцев», обсуждали цены на бензин. После длительного бензинового дефицита, тот, наконец, появился на заправках, но цены так подскочили вверх, что в глазах потемнело. Правда, Ступака это уже мало волновало, бензин ему больше был не нужен, эти заботы его не трогали. Его волновало другое: когда же кончится эта неустроенность, безработица и безденежье, когда он, здоровый мужик, получит, наконец, работу и будет зарабатывать себе на жизнь?

Моложавый доцент Минкевич, ездивший на неплохой «семерке», глубокомысленно объяснял, что причина всего – энергетический кризис, надо искать альтернативные источники снабжения страны нефтью, однако все упирается в реакционное руководство, которое ориентируется только на восток. Сазон Иванович, седой ветеран, с другого конца гаражей, на это авторитетно возражал, что все дело в развале великого могучего государства под названием Советский Союз. Его сосед, которого все называли немного невежливо Плешкой за его лысину, говорил очень мало, но всегда так, словно забивал гвоздь: за кого проголосовали, того и получили. Лучшего не заслужили.

Костлявый Плешка знал, кто из соседей за кого голосовал, все рассказывали об этом за табуреткой в гараже Ступака, знал это и Ступак, потому что сам голосовал так же. Так на кого же теперь обижаться? Сначала он сомневался в своем выборе, все думал, что дела в стране как-нибудь поправятся, но время шло, а дела катастрофически ухудшались. Те, кто воровал, стали воровать еще больше, а главное – на законном основании, в пригородах, как на дрожжах, росли дачи-дворцы, рабочих увольняли, а тем, кто еще работал, почти ничего не платили, не хватало денег. Зато этих же денег вполне хватало для громадной милицейской стаи, ОМОНа, всех этих спецслужб, что кишмя кишели на улицах столицы.

Доведенный голодом до отчаяния, Ступак отправился к руководителю общества афганцев, но тот только развел руками – что я могу? Денег у меня нет. Однако по телевизору он все время твердит, что воинам-афганцам прямо-таки необходима всяческая помощь. Вот он пусть и помогает, ответил руководитель общества. Ступак прикрутил к пиджаку свой орден и пошел в резиденцию-дворец, но его уже на пороге остановила охрана. Как он не доказывал, что он и орденоносец, и раненый, пройти внутрь ему не удалось. Он их хорошенько обругал, заодно их хозяина, и поплелся домой. В свой опустевший гараж. Он бы все кое-как перенес, если б каждый день не хотелось есть. В своем дворе, среди знакомых и незнакомых он, однако, помалкивал. Не привык он говорить про жизнь, особенно по поводу властей, лучше держать язык за зубами. Так когда-то учил его отец, наставляли в комсомоле, потом в армии и партии, из которой, он считал, что выбыл в памятную осень девяносто первого года. Партбилет, правда, не сжег, сунул под белье в женином шкафу, пусть валяется. Может и сейчас там лежит.

Однажды он хорошо набрался с ребятами на сороковинах инвалида, тоже афганца, до времени сгоревшего от водки, и ночью едва добрался до своего жилища. Проснулся рано, чувствовал себя паскудно, болели голова и сердце, совсем не хотелось жить. Кое-как дождавшись, когда рассветет, встал, приладил под потолком петлю из капронового буксирного троса, на середину гаража подвинул табуретку. Только хотел встать на нее, как в двери тихо постучали и он понял, что это кто-то из своих. Отбросив в сторону табуретку, открыл дверь, – напротив стоял сосед, молодой парень Алексей, просил струбцину. Ступак отправился искать по темным углам инструмент, а Алексей, стоя посреди гаража, спросил: «А это что за веревка у вас?». «Да, так, привязывал кое-что» – соврал хозяин замогильным голосом, словно возвращаясь с того света. Потом, когда парень ушел, его прежняя решимость совсем пропала, осталась только всеобъемлющая тоска. С открытыми глазами он полдня провалялся на раскладушке, а потом побрел к пивному ларьку, где долго прождал первого знакомого. Едва дожил тот день до вечера.