Король Мечей - Майкл Муркок

Майкл Муркок

Король Мечей

Часть I,

в которой принц Корум наблюдает, как в мире разгорается вражда

Глава 1

Тень на холмах

Еще совсем недавно здесь царила смерть: одни встречали, другие ожидали ее. Теперь же отстроенный заново дворец короля Ональда утопал в цветах, а зубчатые стены и башни замка опять превратились в балконы и беседки. Однако самому королю Ональду не суждено было увидеть, как возрождается к жизни разрушенный Халвиг-ан-Вак, ибо король пал в битве за Ливм-ан-Эш, и теперь его мать, старая королева-регентша, правила при несовершеннолетнем престолонаследнике-внуке.

Велики были разрушения, нанесенные варварами короля Лайр-а-Брода, и часть Города Цветов еще стояла в лесах. Но с каждой новой статуей, с каждым новым фонтаном становилось все очевидней, что безмятежное великолепие заново возводимого замка превзойдет былую красу. И так было по всей земле Ливм-ан-Эш.

Так было и за морями, в Бро-ан-Вадха. Мабденских захватчиков отбросили далеко назад – туда, откуда они явились: на северо-запад, в угрюмые земли Бро-ан-Мабден. И вновь они склонились перед вадхагами.

В сладостном краю прохладных лесов, отлогих холмов, мирно журчащих рек и тихих долин Бро-ан-Вадха лишь мрачные руины Каленвира напоминали о недавнем прошлом: их сторонились, но помнили крепко.

А за морем, на Нхадрагских островах, жили запуганные, вырождающиеся существа, уцелевшие в учиненной мабденами резне. Теперь они были оставлены на произвол судьбы. Быть может, когда-нибудь у этих жалких созданий родятся достойные потомки, и раса нхадрагов вновь обретет величие древних веков – лишь бы не слишком поздно…

Повсюду властвовал мир. Те, кто вернулся сюда вместе с Городом в Пирамиде, легендарным Гвлас-кор-Гврисом, трудились не покладая рук, возвращая к жизни сожженные замки, разоренные земли Вадха. Они оставили свой странный город из металла и поселились в древних жилищах предков, а обезлюдевший Гвлас-кор-Гврис одиноко стоял теперь среди сосен, неподалеку от полуразрушенной мабденской крепости.

Казалось, заря мирной эры забрезжила для всех– и для людей Ливм-ан-Эш, и для вадхагов, избавителей этих земель. Угроза Хаоса никого уже не страшила. Ныне два из трех Царств – десять из Пятнадцати Измерений – находились под властью Закона. Значит, Закон победил?

Во всяком случае, так решила старая королева, правившая страной Ливм-ан-Эш, и рассказала об этом внуку, наследнику Анальту, а юный король объявил о победе Закона своим подданным. Принц Юретт Хасдун Нури, бывший главнокомандующий Гвлас-кор-Гвриса, уверовал в это всем сердцем. Так же, как и все остальные.

И лишь один из вадхагов все еще сомневался. Он был не похож на своих сородичей, хотя внешне не отличался от них – такой же высокий и стройный, с усыпанной золотыми веснушками бело-розовой кожей, со светлыми волосами, миндалевидными красными глазами с янтарным зрачком и чуть удлиненной формой головы. Впрочем, в правой пустой глазнице у него красовалось нечто похожее на фасеточный глаз насекомого, а левую руку закрывала шестипалая латная перчатка, инкрустированная темными драгоценными камнями.

Он носил алый плащ и звался принц Корум Джаэлен Ирсей.

Он побеждал богов и помогал изгонять повелителей Царств, он жаждал мира, но не доверял покою, он ненавидел чуждые Глаз и Руку, хотя они много раз спасали ему жизнь и послужили верой и правдой Ливм-ан-Эш, Бро-ан-Вадха, а также самому Закону.

Но даже Корум, удрученный своей судьбой, изведал счастье при виде возрожденного очага – родового замка Эрорн, поднявшегося на мысу, где он и стоял много веков, пока Гландит-а-Крэ не разрушил его до основания. Корум помнил каждую мелочь, каждый уголок старого дома, и радость его росла по мере того, как рос замок. Вскоре стройные красноватые башни вновь устремились в небо, нависнув над неистовым зеленовато-белым морем. Волны разбивались о прибрежные скалы, плясали в огромном гроте – словно ликуя от счастья, что Эрорн прекрасен, как прежде.

Внутри замка гений искусников из Гвлас-кор-Гвриса возвел чудо-стены, менявшие форму и цвет вслед за малейшими переменами в стихиях; журчащие водяные струи наигрывали мелодии в хрустальных фонтанах, сделанных в виде музыкальных инструментов, – и каждый звучал в соответствии с заданной формой. Однако даже мастерам Гвлас-кор-Гвриса не под силу оказалось возродить полотна, статуи и манускрипты, создававшиеся веками – при Коруме и его предках, – ибо Гландит-а-Крэ уничтожил все, как уничтожил и обитателей замка – отца Корума князя Клонски, мать Колатарну, сестер, двоюродных братьев, а также всех слуг.

При мысли об этом Корум чувствовал, как вскипает в нем ненависть к мабденскому графу. Тела Гландита не нашли среди погибших при Халвиге, не были найдены и его денледхисси. Гландит исчез, испарился; может быть, он и его наймиты нашли свою смерть в далеких краях. Только неимоверным усилием воли сумел Корум забыть, не думать о Гландите – о том, что тот натворил. Он старался сосредоточиться на мысли, как сделать замок Эрорн еще прекраснее, чтобы супруга его и возлюбленная – Ралина из Алломглиля – пришла в восхищение и забыла ужас того мгновения, когда им предстал ее родовой замок, разрушенный Гландитом с таким тщанием, что лишь груда камней осталась от него на отмели под горой Мойдель.

Джари-а-Конел, редко позволявший себе подобные сантименты, был без ума от замка Эрорн. Эрорн, утверждал он, рождает поэтическое вдохновение, – и Джари пристрастился к сочинению сонетов, которые весьма настойчиво читал Коруму и Ралине. Еще он написал вполне сносные портреты Корума в алом плаще и Ралины в платье из синей парчи, а также целую галерею автопортретов, которые развесил почти во всех залах замка Эрорн. Любимым же развлечением Джари стало изобретать себе новые наряды, и скоро у него набрался огромный гардероб; дошло до того, что он попытался придумывать новые шляпы, хотя был чрезвычайно привязан к старой и любил ее больше всех. А его черно-белый кот летал по комнатам, но больше дремал в самых неподходящих для этого местах.

Так проходили дни.

Побережье, где стоял замок Эрорн, славилось мягкостью зим и прохладой летних месяцев. Два, а то и три урожая в год собирали здешние крестьяне; в зимнюю пору почти не бывало стужи, а снег выпадал крайне редко, разве что в самый холодный месяц. В иной год снегопадов не бывало вовсе. Но в ту зиму, когда завершилось строительство замка, снег лег очень рано и все сыпал и сыпал, погребая дубы, березы и сосны под своим сверкающим бременем. Снежный покров был настолько глубок, что местами мог скрыть с головой конного воина, и почти не таял под лучами яркого кровавого солнца, стоявшего на безоблачном небе, – а то, что все-таки таяло, с лихвой восполнялось новым снегопадом.