Позолоченная луна - Джой Джордан-Лейк

Джой Джордан-Лейк

Позолоченная луна

Эта книга посвящается моей матери, Диане Оуэн Джордан, которая так любит людей.

А также памяти моей бабушки, Эвелин Хопсон Вуд Оуэн, от которой я унаследовала любовь к горам, искусству и словам.

И всем родным и друзьям, которые учили меня доброте и мужеству.

И, наконец, всем тем, кто старается сделать наш мир более сострадательным, мирным и справедливым.

Joy Jordan-Lake

Under a Gilded Moon

© 2020 by Joy Jordan-Lake

This edition is made possible under a license arrangement originating with Amazon Publishing, www.apub.com, in collaboration with Synopsis Literary Agency

© Бялко А., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке. ООО «Издательство „Эксмо“», 2022

* * *

Глава 1

Октябрь 1895 года

Сквозь клубы дыма, окутывающего вагоны, дымовые трубы и развевающиеся подолы юбок, с самой дальней платформы Центрального вокзала Нью-Йорка прорвался свисток: настала пора взглянуть в лицо прошлому, которое, как она думала, удалось обмануть, оставить позади, покинуть. Пассажиры торопливо шли по платформе, покачивались высокие цилиндры, котелки и развевающиеся перья — все стремились вперед, к путешествиям, приключениям и тайным интригам. Но Керри МакГрегор застыла на месте. Она давно боялась, что этот момент когда-нибудь наступит.

Керри встретилась с мисс Хопсон взглядом. В уголках глаз старой учительницы в последнее время появились новые морщинки, но сам взгляд был твердым, как ствол старого дуба, на который можно опереться, когда уже не можешь сделать ни шага. Керри попыталась придумать что-нибудь, чтобы рассмешить их обеих — это было ее старое, испытанное средство справляться с трудностями. Но разум, растекаясь клубами, как дым вокруг, никак не мог сосредоточиться.

Улица погрузилась в предзакатные сумерки, но газовые фонари уже заливали вокзальные платформы тусклым золотым светом. Она посмотрела на уходящие вдаль параллельные стальные полосы, словно пытаясь разглядеть там очертания своего будущего — готового рухнуть на эти рельсы.

— Спасибо, что пришли.

— Керри, ты же знаешь, я все понимаю. Почему ты чувствуешь, что должна вернуться туда, что у тебя нет другого выбора? И — прости, но это надо сказать — во что это тебе обойдется?

Эти слова повисли на несколько секунд в воздухе вместе с паром и вокзальными запахами горячей стали, мокрого бетона и жареных каштанов. У Керри свело желудок. Она почти ничего не ела с тех пор, как три дня назад получила телеграмму. Отчасти спазм был вызван этим. Но каштаны всегда пахли бедой.

Там, дома, она собирала их в подойники для молока — чтобы было чем оплатить счета. Даже теперь, два года спустя, ее рот наполнился от этого запаха горькой слюной. Неоплаченные налоги. Коллекторы под дверями дома. Папа, взводящий курок своего ремингтона.

— Керри, ты же помнишь, я больше кого-либо знаю, как далеко простираются щупальца нищеты. Как этот мир может затянуть тебя в бездну бедности.

Керри услышала свист выходящего пара и подумала: не из ее ли легких выходит последний воздух?

— Ты с таким трудом получила это место. Мне так жаль видеть, что ты…

— Упускаю свою жизнь?

— Она у тебя только одна…

— Когда я разберусь там, дома, с делами, я смогу вернуться.

Пауза.

— У нас нет большого влияния на совет директоров «Коламбии». К тому же столько достойных девушек претендует на стипендию в Барнарде… Но ты же знаешь, мы попытаемся сделать все возможное. Ну, в той мере, в какой ты сумеешь распоряжаться собой без… осложнений.

— Осложнений. — Керри не нуждалась в уточнениях. Мисс Хопсон три года назад побывала в той школе с одной классной комнатой, откуда выросли эти осложнения.

Пожилая женщина вздохнула.

— Дорогая, я могу только восторгаться твоим чувством долга. Особенно на фоне, скажем так, твоего более чем непростого воспитания.

Керри вздрогнула. Это было правдой — и очень завуалированной правдой. Но тем не менее услышать это было больно.

С дальнего конца вокзала доносились трамвайные звонки и звуки скрипки — это играл уличный скрипач. Закрыв глаза, она могла услышать, как ее сестра звонит в колокольчик, брат играет на банджо, сделанном из тыквы и беличьей шкурки, а папа извлекает из своей скрипки тягучую, печальную балладу.

Их папа. Который мог заставить их прослезиться от красоты, от открытой боли любой из его песен. Когда бывал трезвым.

Их папа, который, когда трезвым не был, мог заставить их плакать по бесконечному числу других причин.

Мисс Хопсон сказала, осторожно подбирая слова:

— Я беспокоюсь о твоем будущем… — Она сделала паузу, как будто бы горы Северной Каролины были так далеки от Нью-Йорка, что казались ненастоящими. — Там.

Кондуктор на дальней платформе вынул из кармана часы и сверил их с вокзальными, висящими на ажурном кованом столбе рядом с Керри. Она постаралась избавиться от чувства, что они тикают прямо у нее в голове.

— Я понимаю, — сказала Керри. И она действительно понимала.

Именно поэтому она до сих пор не поднялась в вагон и не уселась у окошка, чтобы смотреть на пролетающие мимо поля, города и невыразительные фермы, которые все удалялись бы, уменьшаясь и растворяясь в голубом тумане. Она понимала, что это решение приведет ее к полному развороту на жизненных рельсах. Или совсем сорвет с них.

Мисс Хопсон кашлянула.

— Времени мало, поэтому прости за краткость: как ты собираешься поступить с Диргом Тейтом?

— Если повезет, у него уже будет жена и трое детей, — улыбнулась Керри. — Что само по себе разрешит любые проблемы, которые могли бы возникнуть.

— Другими словами, ты в должной мере беспокоишься об этом. Керри, ты же знаешь, посторонние могут считать меня старой девой, которая, будучи профессором в Барнарде, не имеет представления о подобных вещах, но могу тебя заверить, существуют такие силы за пределами, — она поправила юбки, — всяческого разумения, которые могут полностью сбить женщину с толку.

В нескольких метрах от них джентльмен в цилиндре остановился возле вокзальных часов. У него было моложавое лицо, по которому, впрочем, как надвигающийся шторм, мелькали какие-то тени. Возможно, злость. Или же тоска. Керри проследила, куда был направлен его взгляд — мимо часов ковылял плачущий ребенок. Джентльмен в цилиндре шагнул вперед, по направлению к нему. Но тут подбежал другой человек, опустился на колени и обхватил мальчика руками.

— Нико! — этот другой темноволосый человек в твидовой кепке набекрень прижал мальчика к себе. — Ero cosi spaventato! Нельзя вот так убегать,