Приключения Бориски и его друзей - Александр Романов

Александр Александрович Романов

Приключения Бориски и его друзей

Часть первая

Ранняя вечерняя звезда

Над деревней было натянуто гладкое, синее-синее небо.

И под этим небом, совсем недалеко от Ранней Вечерней Звезды, стоял дачный домик. С зеленой крышей и желтым крылечком в три ступеньки.

Уже вечерело, когда Бориска сбежал по ступенькам к большим кустам смородины. Раздвигая ладошками шершавые листья, он долго искал черные ягоды. Потом увидел гусеницу землемерку. Она как бы шагала по дорожке, складываясь и вытягиваясь.

Бориска присел над ней на корточки и стал командовать:

— Раз — два, раз — два…

Когда гусеница уползла в соседский сад, Бориска пошел к грядке с огурцами и нашел около нее жука-бронзовика. Он долго разговаривал с жуком, гладил его по твердой спинке. А затем положил на руку, подбросил и крикнул вслед:

Ты лети, мой жук, летиДа во все глаза гляди.Чтобы в лужу не упасть,Под машину не попасть!..

И жук улетел далеко-далеко, к самому солнцу… Оно уже начинало медленно идти вниз.

«Наверное, жук полетел к нему ночевать, — подумал Бориска. — Интересно, а где же оно спит, солнце?..»

Кто больше знает?

Папа читал книгу. Толстую и потрепанную. Глядя на книгу, можно было подумать, что все на свете уже прочитали ее и только после этого она досталась папе.

— Не мешай мне, займись своими делами! — сказал он Бориске, облокотившемуся на его коленку.

— Я и занимаюсь своими делами, — Бориска подпер ладонью подбородок и постарался заглянуть отцу под очки. — Хочу, чтобы ты рассказал мне, где ночует солнце.

— Солнце? — переспросил отец, нехотя откладывая книгу. — Да нигде оно не ночует. Зачем ему ночевать? Солнце — не человек. Вот когда я был на Севере, — папа, словно на небо, посмотрел на потолок, — когда я был на Севере, то видел, что там солнце летом почти совсем не заходит. А только успеет вечером спрятаться за вершину горы на западе — глядь, минут через двадцать уже снова поднимается над какой-нибудь горой на востоке. А ты спрашиваешь, где ночует солнце. Нигде оно не ночует.

— Как у тебя все просто получается, — сказал Бориска. — По-твоему, оно всё время ходит и ходит, и ему даже остановиться не хочется? Ты, может, скажешь, что солнце неживое? Но даже телега, на которой дядя Егор днем возит сено, ночью спит у него во дворе. Телега-то деревянная, а спит — я сам видел! Ты, правда, иногда не спишь ночью. Но ты большой, тебе всё разрешается делать. И у тебя есть книги, которые можно читать по ночам. А что же солнцу делать ночью?

— Да… — сказал отец и почесал затылок. — Оказывается, ты, Бориска, еще совсем маленький и глупенький.

— Нет, — возразил Бориска, — мне пошел седьмой год. И когда надо было складывать в поленницу дрова, я почему-то был большим и умным. Разве можно так быстро становиться то большим, то маленьким?

— Твоя взяла! — засмеялся отец и потрепал Бориску по голове. — Ну-ка, сними локти с моей ноги, я встану.

— Значит, так, — задумчиво сказал он, походив по комнате и погладив средним пальцем переносицу, — ты хочешь знать, почему мы то видим солнце, то нет? Попробую объяснить…

И он стал объяснять. Научно. Точно и долго.

Бориска сразу заскучал. Ему хотелось услышать рассказ о живом солнце, которое купается в речке и укрывается туманом, умеет прятаться за тучки, а потом выглядывать из-за них. О том солнце, которое может ранним утром пробираться по лесной чаще, ласково будить птиц и отражаться от зеркала непоседливыми зайчиками.

А папино солнце ничего этого делать не умело.

И Бориска перестал слушать.

Со стороны могло показаться, будто он внимательно слушает отца, а на самом деле Бориска только сидел на табуретке, смотрел на папу и думал о том, что его отец почему-то совсем разучился интересно рассказывать. Может быть, потому, что он давным-давно стал взрослым, а может быть, потому, что почти все время читает толстые научные книги.

А иногда даже засыпает в очках. Наверное, он специально не снимает их, думая, что ту научную книгу, которая ему приснится, без очков нельзя будет прочесть.

Потом Бориска совсем перестал думать и некоторое время просто смотрел, как отец ходит взад и вперед.

Насмотревшись, Бориска снова стал думать, но уже о том, что отцу, наверное, очень неудобно ходить вот так почти каждый вечер, то и дело поддергивая сползающие брюки. В конце концов, если штаны такие непослушные, можно пришить к рубашке пуговицы, а к брюкам петельки, чтобы штаны могли пристегиваться.

И еще Бориска подумал, что он, может, гораздо быстрее бы вырос, будь у него длинные брюки, а не коротенькие штанишки на синих лямочках. И стал бы таким высоким, как дядя Петя, сосед.

— Пап, — спросил Бориска, — а я могу вырасти выше дяди Пети?

— Что? — остановился папа. — При чем здесь дядя Петя? Ведь мы выясняем с тобой, почему всходит и заходит солнце!

— Это я понял, — Бориска болтнул ногами. — Как только ты стал рассказывать…

— Ложись-ка, Бориска, спать, — устало махнул рукой отец, — или не хочешь проснуться завтра пораньше и пойти со мной на рыбалку?

— Хочу, — сказал Бориска. — А спать — не хочу. Но придется лечь.

Он слез с табуретки, послушно вымыл в тазу ноги и, улегшись в свою кровать, стал смотреть в окно напротив.

Днем в него можно было увидеть дорогу и сосны — дача стояла на самом краю деревни. Но теперь ночь уже лежала на дороге, скрывала ее совсем, и только над макушками темного леса еще синело незаснувшее небо, на котором серебрилась Ранняя Вечерняя Звезда. Она казалась ближе, чем зимой, когда Бориска приезжал сюда из города вместе с папой кататься на лыжах. Может, потому, что тогда и лето было где-то очень далеко, за высокими снежными сугробами, мешавшими ему подойти к даче. И только после того, как по сугробам прошла весна и они растаяли, лето подошло к даче, а рябина с замерзшими ветвями отогрелась, зашелестела листьями и зацвела.

Бориска закрыл глаза и сразу увидел дачный садик и рябину. Она стояла на своем всегдашнем месте, и к ней подлетали бабочки. Разные: белые, оранжевые и такие, у которых крылья похожи на поздний вечер.

— Здравствуй, — сказал Бориска рябине с пушистыми цветами, — я вижу, тебе весело живется в нашем саду.

— Не знаю, — отозвалась рябина, — ведь я выросла не здесь. Твой отец выкопал и перенес меня сюда из леса. Там остались мои подружки — веселые белоногие березки. И друзья — певчие дрозды. Ах, как радовались они, как благодарили меня за вкусные ранние завтраки и сытные ужины. Могу ли я забыть о своей родине? Но у деревьев не спрашивают, где им хочется жить. Люди или не понимают нас, или не хотят понять. Я так часто думаю об этом, что, наверное, от таких мыслей мои ягоды станут еще горче. И дрозды не прилетят ко мне. Впрочем, они и не знают, где я. Моя родина очень далеко отсюда.

— Дальше солнца?

— Не знаю… По-моему, там солнце всходило раньше, чем здесь. А заходило — позже. Если бы я смогла еще чуть-чуть подняться по склону холма, на котором раньше жила, то увидела бы тот лес и ту поляну, на которой ночует солнце.

— Я тоже хочу посмотреть на ту поляну, где ночует солнце, — сказал Бориска. — Завтра обязательно встану до рассвета, пойду с папой на рыбалку и, по дороге, отыщу ее.

Бориска идет навстречу солнцу

— Стоит ли будить Бориску? — шепотом сказал папа, выглянув на улицу и потихоньку надевая шуршащий плащ. — Утро сегодня прохладное, туман…

— Конечно, пусть спит, — таким же осторожным шепотом ответила мама. — Он совсем избегался за последнюю неделю и даже похудел. Иди один. А мы попозже сходим с Бориской за земляникой к Сухой просеке. И поищем еще раз в земляничнике мое колечко.

Бориска не слышал этого разговора. Он крепко спал, подложив под щеку ладошку, и ему снились певчие дрозды, потерявшие рябину с пушистыми цветами.

— Сюда, сюда! — крикнул им Бориска. — Неужели вы ее не видите?

Но дрозды не обратили внимания на его слова. Только один, самый ближний, покосился на Бориску и, должно быть, испугавшись, как бы в него не швырнули камнем, стал отлетать подальше. И Бориска — проснулся. Откинув одеяло, сел на кровати и увидел, что солнце уже заглянуло в комнату и спокойно улеглось узенькой полоской между комодом с плохо задвигающимся ящиком и задней ножкой кровати.

«Так, — догадался Бориска, — значит, папа ушел один. Но я обязательно догоню его. Он не успеет размотать удочки, как я подкрадусь и крикну из кустов страшным голосом: у-у-у, попался! Папа обязательно испугается. А можно по-другому сделать — подкрасться и бросить в речку корягу. Она плюхнет, и папа подумает, что это большая рыбина гуляет около его рыбачьего места. Он сразу перестанет разматывать удочки и скажет с досадой: «Тьфу ты, пораньше надо было встать».