Метагалактика 1995 № 1 - Игорь Волознев

Альманах «Метагалактика» № 1 (1995)

Игорь Волознев

Семь слепцов

В харчевне было многолюдно, шумно и душно; громкое жужжанье мух, бившихся в запыленные слюдяные стекла, казалось, перекрывало даже разговоры и брань выпивох. Большинство посетителей, как и Ганс, явилось в Тюбинген по случаю открытия ярмарки. Разговоры велись главным образом о товарах, ценах и новых налогах, которые установил маркграф. Толковали и о недавнем воззвании папы отвоевать у язычников Гроб Господень; папские посланцы, сколачивавшие по всей Германии отряды добровольцев, сулили отпущение грехов и разглагольствовали о райской жизни в землях Востока, где пряности растут чуть ли не на каждом шагу. Многие, особенно беднота, верили им и готовились отправиться в дальний путь. Ганс же только усмехался втихомолку.

Ему и здесь жилось неплохо. Крестьянином он был зажиточным, у него был дом, стоявший на расчищенной и распаханной лесной поляне, были коровы, стадо свиней и коз. Местный барон, у которого Ганс арендовал землю, ему благоволил: три старших сына Ганса служили в дружине барона и проявили себя храбрыми воинами. Жена Ганса каждое утро отвозила в город молоко и сыр, получая за это звонкую монету. Сам Ганс тоже частенько наведывался сюда по делам. А закончив с ними, он, как сейчас, любил выпить пару-тройку кружек пива в компании друзей. Зачем ему Святая земля?

Хозяйка харчевни открыла окна, выпустив насытившихся мух и впустив новых, изголодавшихся, которые с жадностью набросились на липкие столы и посуду. Вместе с мухами в помещение с улицы ворвались клубы пыли, говор многолюдной толпы, мычанье волов и скрип телег. Послышался и однотонный звук колотушки, в которую случат, прося дать им дорогу, бродячие слепцы.

Сидевший рядом с Гансом Петер Цвиглер — помощник деревенского кузнеца, привстал и посмотрел в окно.

— Позавчера я видел этих нищих в Остенвальде, — заметил он.

— Как бы они не занесли в Тюбинген проказу или чего похуже, — буркнул другой приятель Ганса — Якоб Герштеккер, приходской писарь. — И разрешают же им шляться по дорогам! В Саксонии таких сжигают на кострах, чтоб не разносили заразу.

— Они не похожи на прокаженных, — возразил Ганс, тоже обернувшись к окну. — Просто семь слепых уродов, побирающихся Христа ради. Безвредный народишко…

Слепцы с несвязным пением, гуськом, держась один за другого, вошли на задний двор харчевни и сгрудились у забора. Белки невидящих глаз обращались на всех входящих в питейное заведение, из запыленных лохмотьев высовывались культи рук и ног, щербатые рты бессвязно шепелявили, выпрашивая подаяние.

Через час, когда Ганс с помощником кузнеца и писарем выходил из харчевни, они все еще были тут.

Помощник кузнеца остановился и, нахмурив брови, стал пристально разглядывать одного из слепцов.

Ганс потянул его за рукав:

— Идем, а то не успеем на представление циркачей…

— Погодите, — на большом красном лице Цвиглера росло изумление. — Я знаю в Остенвальде одного почтенного бочара, которого зовут Фриц Хебер; так вот, сдается мне, что у того крайнего нищего щеки, губы, брови и лоб — в точности как у Хебера. Особенно нос похож — крупный, со шрамом на переносице… Этот нос не спутаешь ни с каким другим, я готов поклясться, что это нос Фрица Хебера!

— Ну и что? — со смехом возразил писарь. — Уж не хочешь ли ты сказать, что это сам Хебер здесь нищенствует, переодевшись в лохмотья? Вот было бы забавно!

Цвиглер рассматривал слепца и так и этак.

— Все похоже, — недоумевал он, — но это не Хебер. Тот высокого росту и ладно сложен, а этот какой-то низенький, невзрачный, одна нога короче другой… Но нос… Боже мой, ведь шрам на том же самом месте…

Интерес приятеля невольно передался и Гансу. Он тоже начал разглядывать нищих и подмечать в их облике нелепые и странные особенности.

— Они и болеют как-то по-чудному, — сказал он. — Гляньте хотя бы на этого, что держит колотушку: одна нога вполне здоровая, толстая, волосатая, а вторая ссохшаяся, тощая, как у трупа…

— Ты прав! — воскликнул захмелевший писарь. — Посмотри, у крайнего слепца тоже одна нога здоровая, а вторую хоть отрывай да выкидывай… — Он расхохотался от неожиданно пришедшей ему забавной мысли. — Если здоровую ногу одного нищего приставить к здоровой ноге другого, то получилось бы две здоровых ноги — правая и левая! Ха-ха-ха!.. Смотрите: у одного — здоровая правая нога, а у другого — левая! Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!..

— А рука, которую протягивает низенький слепец, похожа на женскую, — подхватил наблюдательный Ганс, — и даже колечко есть на пальце…

Он тоже засмеялся. Помощник же кузнеца был настроен серьезно.

— Вам смешно, а меня мороз продирает по коже, — пробормотал он. — И не выходит из головы этот Хебер… У него сильные руки, он гнет металлические обода для бочек. Руки второго слепца вполне могут принадлежать Хеберу…

— Чудо природы! — надрывался от смеха писарь. — Сильные, здоровые руки словно пришиты к дряблому, хилому, больному телу…

— Эй, слушай, приятель, — Ганс обратился к слепцу. — Твоими руками, похоже, можно ломать подковы. Как тебе удалось сохранить такие мышцы на плечах, в то время как остальное тело ссохлось и покрылось струпьями?

— Значит, так было угодно Всевышнему, — глухо отозвался слепец и плотнее запахнул на себе лохмотья.

— Подайте на пропитание сирым и убогим, — тонко заголосил другой слепец, у которого было старческое сморщенное лицо с провалившимся носом. В то же время он старательно кутал в тряпье свою левую руку, видимо затем, чтобы не показывать, какая она розовая, округлая и здоровая.

— Причудлив промысел Божий, — качая головой, сказал набожный кузнец и перекрестился. — Чего только не бывает на свете…

Друзья отошли от увечных и зашагали по заполненной горожанами узкой улице. Писарь, чтобы показать свою ученость, разглагольствовал о всевозможных болезнях, про которые наслышался от знакомого доктора.

— Болезнь, поразившая слепцов, — говорил он, — была известна еще самому Аристотелю. Она разъедает не все тело, а только его части. Одна рука или нога может быть совершенно здоровой, в то время как остальное тело высохло или покрылось язвами…

— Если Господу будет угодно, то он за наши грехи может наслать и не такие причудливые хвори… — отозвался Цвиглер.

Друзья вышли из городских ворот и смешались с толпой, валившей на просторный пустырь, где высился матерчатый шатер циркачей. У входа в него кувыркались паяцы, зазывая публику; уродливый горбун кривлялся и размахивал деревянным мечом. Народ охотно платил деньги, заполняя шатер.