В алфавитном порядке - Агата Кристи

Агата Кристи

В алфавитном порядке

ПРЕДИСЛОВИЕ КАПИТАНА АРТУРА ГАСТИНГСА, КАВАЛЕРА ОРДЕНА БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ

В этом рассказе я отступаю от своего обычного правила излагать только те события, свидетелем которых я был. Некоторые главы написаны в третьем лице. Хочу уверить читателя, что я могу поручиться за достоверность всего содержащегося в этих главах. Если я позволил себе некоторую вольность, говоря о мыслях и чувствах разных лиц, то я все же убежден, что передал их достаточно точно. Добавлю, что сам Эркюль Пуаро, мой друг, одобрил мои записки.

Хочу также заметить, что если я уделил слишком много места отношениям некоторых второстепенных персонажей, отношениям, сложившимся в результате загадочной серии убийств, то сделал я это только в силу глубокой уверенности, что никогда не следует пренебрегать личными, человеческими чувствами. Эркюль Пуаро однажды показал мне на очень драматичном примере, как в результате преступления может вспыхнуть любовь.

Что же касается раскрытия тайны Эй, Би, Си[1], то тут я могу только высказать свое мнение, что Пуаро проявил подлинную гениальность в решении задачи, совсем не похожей на те, с какими он сталкивался прежде.

Глава I

ПИСЬМО

В июне 1935 года я покинул свое ранчо в Южной Америке и приехал на полгода в Англию. Время было трудное. Мы с женой, как и все, пострадали от мирового кризиса. Я понимал, что мне удастся привести в порядок свои дела, только если я налажу личный контакт с нужными людьми в Англии. Жена осталась на ранчо вести хозяйство.

Едва ли нужно говорить, что, приехав в Англию, я прежде всего навестил своего старого друга Эркюля Пуаро. Выяснилось, что он поселился в одном из новейших домов Лондона, где сдаются квартиры с полным пансионом. Думаю, да он и сам не отрицал, что он выбрал этот дом, прельстившись его строгими геометрическими пропорциями.

Я любовно всматривался в своего друга. У него был прекрасный вид. За то время, что мы не виделись, он ничуть не постарел.

— А вы в отличной форме, Пуаро! — воскликнул я. — Совсем не изменились. Я бы даже сказал, если бы это только было возможно, что у вас сейчас меньше седых волос, чем раньше.

Пуаро весело взглянул на меня.

— А почему же это невозможно? Вы совершенно правы.

— Не хотите ли вы сказать, что волосы у вас из седых становятся черными, а не из черных седыми?

— Именно так.

— Но это же невозможно с научной точки зрения!

— Вы ошибаетесь.

— Невероятно! Сказать прямо — противоестественно!

— Годы не изменили вас, Гастингс. У вас все такой же прекрасный, чистый ум, не знающий никаких подозрений. Вам бросается в глаза факт, и вы мгновенно даете ему оценку, сами того не подозревая.

Опешив, смотрел я на моего друга. Он молча ушел в спальню и вернулся, держа в руках флакон, который протянул мне. Все еще не понимая, я взял флакон. На нем было написано: «Восстановитель. Возвращает волосам их естественный цвет. Восстановитель — не краска. Выпускается пяти оттенков: пепельного, каштанового, золотистого, русого и черного».

— Пуаро! — воскликнул я. — Вы красите волосы!

— Наконец-то догадались.

— Так вот почему они у вас еще чернее, чем были, когда я приезжал сюда в последний раз!

— Конечно.

— Бог мой, — пробормотал я, едва оправившись от такого удара. — Может быть, когда я приеду в следующий раз, окажется, что вы носите фальшивые усы. Или они уже фальшивые?

Пуаро вздрогнул. Усы всегда были его слабостью. Он ими необыкновенно гордился, и мои слова задели его за живое.

— Что вы, что вы, мой друг. Молю всевышнего, чтобы этот день не наступил. Фальшивые усы, какой ужас!

Он сердито дернул себя за усы, чтобы убедить меня в их подлинности.

— Да, они все так же великолепны, — согласился я.

— Не так ли? Во всем Лондоне я не видел таких усов, как мои!

«Тем лучше для лондонцев!» — подумал я, но промолчал, чтобы не обидеть Пуаро, а этого я себе ни за что не простил бы.

Я переменил разговор, спросив моего друга, занимается ли он еще — хотя бы иногда — своей профессией.

— Мне известно, — сказал я, — что вы уже давно удалились от дел…

— Это правда. Занялся выращиванием кабачков. Но тут как раз происходит убийство, и… я посылаю кабачки ко всем чертям. Я очень хорошо знаю, что вы скажете: я похож на примадонну, которая дает прощальный спектакль, и этот «прощальный» спектакль повторяется без конца.

Я рассмеялся.

— Каждый раз я говорю себе: хватит! — продолжал Пуаро. — Но нет, опять что-нибудь случается! И признаюсь вам, мой друг, я не так уж стремлюсь уйти на покой. Если маленькие серые клеточки мозга не работают, они покрываются ржавчиной.

— Понимаю, — сказал я. — Вы упражняете свои клеточки умеренно.

— Совершенно верно. Я выбираю себе преступления по вкусу. Эркюлю Пуаро подавайте теперь только сливки!

— И много таких «сливок» перепало вам за последнее время?

— Не так мало. Недавно я едва спасся…

— От поражения?

— Нет-нет! возмутился Пуаро. — Но меня, меня, Эркюля Пуаро, едва не убили!

— Я свистнул.

— Предприимчивый преступник!

— Не столько предприимчивый, сколько легкомысленный. Именно так: легкомысленный. Но не будем говорить об этом. Знаете, Гастингс, я считаю ваш приезд своего рода предзнаменованием.

— Вот как? В каком отношении?

Пуаро не ответил мне прямо. Он продолжал:

— Как только я услышал, что вы возвращаетесь, я сказал себе: что-то случится. Как в былые дни, мы с вами поохотимся вдвоем. Но это будет не обычное преступление. Это должно быть нечто такое… Он возбужденно взмахнул руками. — Нечто изысканное, изощренное… — Он жестом внес ударение в это последнее непереводимое слово.

Послушайте, Пуаро, — сказал я, можно подумать, что вы заказываете обед у Ритца[2].

— Хотя преступление нельзя заказать по карточке? Правда. — Он вздохнул. — Но я верю в удачу, в судьбу, если хотите. Ваша судьба — быть рядом со мной и не дать мне совершить непростительную ошибку.

— Что вы называете непростительной ошибкой?

— Не увидеть очевидного.

Я задумался, не совсем понимая, в чем соль.

— Так как же? — улыбаясь, заметил я. — Это сверхпреступление ещё не совершилось?

— Нет еще. Во всяком случае… То есть…

Он умолк и недоуменно нахмурил лоб. Его руки машинально переставили несколько безделушек, которые я нечаянно сдвинул с места.

— Я не уверен… — медленно проговорил он.

В голосе Пуаро были такие странные нотки, что я удивленно взглянул на него. Он по-прежнему хмурил лоб.

Вдруг он решительно кивнул головой и быстро подошел к письменному столу у окна. Излишне говорить, что все документы были аккуратно разложены по определенным ящичкам и снабжены ярлычками, так что нужная бумага всегда оказывалась под рукой.

Пуаро медленно направился ко мне с открытым письмом в руке. Он прочитал его сам, а затем протянул мне.

— Скажите, что вы об этом думаете?

Заинтересованный, я взял письмо.

Оно было напечатано на толстой белой бумаге.

Мистер Эркюль Пуаро, вы воображаете (не так ли?), будто можете разгадывать загадки, слишком сложные для несчастных тугодумов из нашей английской полиции. Посмотрим, мистер Пуаро Мудрый, так ли уж вы проницательны. Может быть, вам нетрудно будет раскусить орешек, который мы вам подбросим. Обратите внимание на то, что произойдет в Андовере двадцать первого числа этого месяца.

Я взглянул на конверт. Адрес тоже был напечатан на машинке.

— Отправлено из Западно-Центрального района Лондона, — помог мне Пуаро, заметив, что я всматриваюсь в штемпель. — Ну, что скажете?

Я пожал плечами и вернул ему конверт.

— Очевидно, это шутка сумасшедшего.

— И это все?

— А разве вам не кажется, что это писал сумасшедший?

— Да, мой друг, безусловно.

Его мрачный тон удивил меня.

— Вы принимаете это дело всерьез. Пуаро?

— Мой друг, сумасшедшего нужно принимать всерьез. Сумасшедшие бывают очень опасны!

— Да, конечно, верно… Я об этом не подумал… Но я хотел сказать, что письмо больше всего похоже на нелепую мистификацию. Может быть, какой-нибудь развеселившийся идиот был сильно под мухой…

— Как? Под… чем?

— Да ни под чем. Это просто так говорят. Это значит, что человек нализался… А, черт, ну… выпил лишнее.

— Спасибо, Гастингс. Выражение «нализался» мне известно. Может быть, вы правы, и в этом письме нет ничего…

— А вы все-таки думаете, что есть? — удивленно спросил я, уловив в его голосе беспокойство.

Пуаро с сомнением покачал головой, но ничего не ответил.