Русская нарезка - Павел Кушнир

Павел Кушнир РУССКАЯ НАРЕЗКА Роман

/

zaza

PUBLISHING

Дюссельдорф 2014

Павел Кушнир

РУССКАЯ НАРЕЗКА

Роман

/

zaza

PUBLISHING

Дюссельдорф 2014

Павел Кушнир. Русская нарезка. Роман Copyright © 2014 Павел Кушнир Редактор: Евгения Жмурко Обложка: The Val Bochkov Studio © (USA) ZA-ZA Verlag: http://za-za-verlag.net/ Dusseldorf, с. 235 ISBN: 978-1-326-07822-5

***

В тексте романа шесть частей. Первая — вступительная. Вто­рая — дневники недавнего, несвободного времени. Третья — дневники времени ещё свободного, с предчувствием. Четвёртая часть — рассказанная от лица Маргариты первая часть "Фауста", хотя и так, что не узнать, да и автор понял это после того, как всё написал. Пятая часть — фантазмы, всё идёт к концу. Шестая часть заключительная, коллаж из 14 романов о Великой Отечественной войне и кода на материале статьи про Анну Франк.

В первой и заключительной частях этого текста автор пытался найти русское звучание техник cut-up, mash-up, blackout poetry и создать интерпретацию голосам Великой Отечественной войны. Символ трагедии личности — реальность трагедии общества, Ро­дины. Разрушение упований, надежд и свободы. Также мало адап­тированные дневники и история жизни женщины-художника. Всё это автор писал и с увлечением нарезал в течение семи лет.

1.

Да, это было пять месяцев назад, когда войска наши в Вос­точной Пруссии... Шёпотом... Рассмешить... погиб, по меньшей мере, один поезд, коверкая русские слова, рассказал, что вседозволенность, безнаказанность и обезличенность немцев теперь вы можете мстить выносить даже смертные пальцы её рук — длинные и гибкие. Я подумал, что с такой бросающейся в глаза внешностью доносятся какие-то крики, вопли, смех, мат двадцати минут гуманных устремлений, пронзительный эпизод; я зажёг свечу, стал перелистывать страницы книги. Из группы ответственных далее были выде­лены следующие офицеры: Глаголев, Карпенков, Лахтарин, Ряпасов, Андреев, Ястребов, Тымчик, Елисеев, Кобцев, За- баштанский, Бехлер, Айнзидель, Сотковский, Королёв, Ва­сильев, Пугачёв. Кругом резали, душили, насиловали, под­нимаются одни, спускаются другие, руки в тисках, рты заби­ты косынками, ноги раздвинуты — они уже не пытаются вы­рваться из рук четырёх сержантов, предупреждавших жите­лей по поводу жестокости следовавших частей, и вновь и вновь находились советские офицеры и солдаты, помогав­шие женщинам и детям, бегущим в панике людям. Многие сгорели заживо. Со временем мог бы получиться хороший роман, развиться большое чувство, но времени не было.

— Завтра уезжаем! — заявил офицер связи и через выби­тые окна сбрасывают на каменные окровавленных, потеряв­ших сознание, полуобнажённых, и опять этот проклятый го­гот, а мы сидим и молчим... С матерной бранью шли вперёд. Один из десяти доходил. Потом началось веселье. Полетел пух из перин, песни, пляски, вдоволь жратвы, можно спустя пятьдесят восемь лет без этого покаяния выжившие уже не совершали тогда этой непреодолимой потребности. Да и я ли пишу это? Что это? Озарение приходит внезапно. Почёт­ные наименования получили все управления стрелковых корпусов армии — Четвёртый Гвардейский стрелковый кор­пус стал «Бранденбургским», Двадцать Восьмой Гвардейский стрелковый корпус - «Люблинским»... Полковник — регули­ровщик? Достаточно было одной... подвергнув жестокому отмечал ужас в глазах... На обращённом к замковому саду фасаде он выполнил глубокую нет нишу конца стреляет в окровавленные рты и сержанты тащат их изуродованные те­ла в свина

— я не желаю слушать это, я хочу, чтобы вы

рник и голодные свиньи начинают отрывать у них уши носы груди через несколь танкисты врываются в храм из ду­ши поэта подавшегося вперёд и не сводившего с неё горя­щих глаз исторглось полное два черепа и позвонки предос­терегли против вольностей в отношении населения... Значи­тельная часть убитых ударами штыков императивными пред­писаниями воинской дисциплины в дальнейшем называется соучастие в восточных провинциях полковник улыбалась, много говорила далеко от её ужасов, её грязи, духовных цен­ностей неосознанно полнота времени русских в её глазах... Я стоял, тащат наверх проклятый гогот потерявших старший вошёл детей многолетней вновь и вновь энергии безоруж­ных батальона лично велел должны грабить в неведении ра­неных наверх расстреливать кустарей сквозной заключению раненых убили, разбив им головы, одному из них затолкали в рот губную гармошку. Согласно заключению Лейтенанта медицинской службы доктора Тольциена женское следую­щие: сквозной выстрел в голову, размозжение левой голени, широкая открытая голову гвардейской малолетних окружена выкололи военнопленных колотые ребёнка по меньшей мере задушили двух молодых полиции наступательной насилию фермер убиты прикладов и выстрелами в упор и частично противоположного в феврале дочь февраля или сознательно их терпевших. Генерал-лейтенант Окороков, адъютант 2-го батальона 919-го артиллерийского полка старший плохие заперта смотрела зашевелился страницы спокойствия ныр­нули в свою траншею, почти в меня...

Я не отхожу от телефонов. Получаю приказания, отдаю приказания. Только днём возникает время, чтобы вынести на двор трупы. Замираю у стены дома. Весна, на земле первая зелёная трава. Яркое горячее солнце. Дом наш островерхий, с флюгерами, в готическом стиле, крытый красной черепи­цей, вероятно, ему лет двести, двор, мощённый каменными плитами, которым лет пятьсот. Справа и слева две ноги про­валивай командир хотели танковых и хлеб. Яркие образцы человечности, которым пришлось поплатиться депортацией стрелять по собственным совершал были войск случаях себя многих батальона Белорусского фронта... Войска Восьмой Гвардейской армии занимали оборону по правому берегу реки Северский Донец, севернее Славянска

во всяком случае гвардейской выколоты малолетнюю по­ляк выстрел частями удалось задушили запертую изнасило­ванием окружена выкололи военнопленных бросили наси­лию цепями дивизии лично терпевших офицеров ответст­венность схематичное Кёнигсберга насчитывались беспоря­дочной кучей перекрёстка получай половину завтрак плохо бутылки неопытен отвечал повседневность удивительной поцеловать издевались приблизили бой, суровый, вежливый, хотя почти вся армия полегла у его стен. Но это было при­вычно — одной больше, меньше, какая разница.

Гордо подбоченясь, командует... ровный в обращении... наши головы... наши потери... в бой посылали всех... реаби­литировать нас, русских, в её глазах... времени не было... без­граничным доверием... военная обстановка... выпрямился, расправил плечи... законная добыча... наименьшее зло?

Вежливость длинно Славянском республики остались задержаны упасть рекламных молодость мишени буквально­го детство немецких друзей из ФРГ? А у наших врагов из ФРГ? Вероятно, раскулачиванием оккупацией возникало за­бытой вечером десятый оставаться тащат защитить опускает­ся на колени от входа моих автоматчиков разбрелись по го­роду переночевать большинство прорыв отвратительно тела подбоченясь блузочки... командует, а по лестнице из дома бегут и подстраиваются в шеренги мои связисты, мой взвод а напротив штабармейская обслуга понимают никакого страха больше не отступают, умирают, но не сдаются. Передовые столкнулись устали комнатах детей, стариков, изнасилован­ных и застреленных женщин. Получаю приказания, отдаю приказания. Внимательно доносятся связисты мучениц во­круг города, в