Выйти замуж за 25 дней - Алина Кускова

Алина КУСКОВА

ВЫЙТИ ЗАМУЖ ЗА 25 ДНЕЙ

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

Спокойный тихий вечер в одном из дворов провинциального городка Тугуева грозил превратиться в разнузданное действо с дракой, «Скорой помощью» и милицией. Все началось с того, что после ожесточенной дискуссии с женой по поводу того, чья очередь выносить мусорное ведро, Артемий Федорович Чесноков наткнулся у подъездной двери на соседа Скворцова. Тот буквально вцепился в рукав Чеснокова и сообщил на ухо о маньяках в юбках, орудовавших во дворе.

– Ловят, – волнующе шептал сосед, – прижимают к стенке и о…

Чесноков инстинктивно заслонил свое хозяйство мусорным ведром.

– И что «о»? – поинтересовался он таким же еле слышным голосом.

– Требуют жениться! – почти прорыдал в ухо Артемию Федоровичу Скворцов.

– О?! – сообщение подействовало на Чеснокова громом и молнией. Недавняя ссора с женой, после которой он в одних тапочках на босу ногу и стареньких шортах оказался на темной улице, оставила в его душе гнусный отпечаток, который кидал тень практически на весь женский род.

Пока он несколько секунд соображал, стоит ли ему идти к мусорным контейнерам или опрокинуть ведро прямо в кусты сирени, растущие у подъезда, и ни с кем не связываться, Скворцов проскользнул в подъезд и пулей поднялся на третий этаж. Двор вновь окутала зловещая тишина, нарушаемая какими-то всхлипами. Чесноков всмотрелся в сумерки. На него шла растрепанная девица неопределенного возраста с расставленными в стороны руками. Она судорожно открывала ярко накрашенный рот, но звуков голоса не было слышно. Только всхлипы. Чесноков прижал к себе драгоценное ведро и приготовился к бегству. Но, видно, девица обладала таким парализующим взглядом, что ноги Чеснокова сделались ватными, а коленки предательски задрожали.

– Женат?! – поинтересовалась девица.

– …гу, – с трудом выдавил Чесноков.

– Отпадаешь, – изрекла девица, ткнув его длинным пальцем, и, развернувшись, направилась в другую сторону.

Словно повинуясь ей, Чесноков попятился назад к спасительному подъезду, но зацепился за порог и свалился, опрокинув на себя картофельные очистки и недоеденные кабачки. Потирая ушибленный затылок и ругая на чем свет стоит баб-маньячек, Артемий Федорович поднялся домой.

Девица тем временем зашла в глубь двора и присела на скамейку у детской площадки.

– Ничего, сейчас отловим. Возьмем тепленьким! Без шума и пыли.

Ей в ответ раздался нечеловеческий рев, от которого задрожали рамы в окнах на третьем этаже.

– Во! Слышишь! – Чесноков как раз оправдывался перед супругой, почему пришел домой с полупустым ведром, шишкой на затылке и оторванным от шорт карманом. – Бабы-маньяки!

– Артемий! – Чеснокова засучила рукава с таким видом, что тот вытянулся в струнку. – Вызывай милицию! – и, схватив подвернувшуюся под руки табуретку, добавила: – И «Скорую помощь»!

– Тусечка, – прохрипел насмерть перепуганный супруг, – прошу тебя, без смертоубийств…

Жена Чеснокова выскочила во двор, как ошпаренная кошка, и пару раз с табуретом прогулялась вдоль подъездов дома. Маньячек видно не было. Зато было слышно. Со стороны детской площадки доносились бередящие душу завывания. Чеснокова тихо подкралась к лавке и занесла над головой карающий табурет, как вдруг лицо одной из девиц показалось ей очень даже знакомым.

– Сонька! Ты?

– Я, тетя Туся, – прорыдало существо, очень похожее на девушку из соседнего подъезда.

– Что ты тут делаешь? – Рука Чесноковой вместе с табуретом опустилась.

– Плачу, – ответила Сонька, моргнув.

– Что вы к ней пристаете с расспросами? – вмешалась сидевшая рядом с Сонькой особа с растрепанными волосами. – Не видите, что ли, – у человека горе?

– Какое? – Пыл борьбы у Чесноковой спал, и она попыталась спрятать табурет за спину.

– Замуж никто не берет! – ответила приятельница Соньки таким тоном, как будто кто-то, и вполне вероятно сам Чесноков, просто был обязан жениться на бедной девушке.

– Нашла о чем рыдать, – удивилась Чеснокова и опустилась на табурет. – Кому они нужны, эти мужья?

– Мне, – всхлипнула Сонька, – очень нужны, тетя Туся. Срочно.

День первый

Ему можно было навешать не только возможную беременность, но и парочку готовых близнецов

Софье Алексеевне Романцевой, деловой даме двадцати шести лет от роду, не всегда требовались мужья. Они вообще не интересовали ее на данном этапе жизненного пути, во время которого Сонька семимильными шагами взбиралась по карьерной лестнице. Но как раз в тот момент, когда все было сделано для того, чтобы стать замом по менеджменту, и возникло это недоразумение – муж. Вернее, возник как раз не он сам, а полное его отсутствие, необходимое для присутствия. Короче, шеф потребовал от Софьи мужа.

Было бы вполне логично, если бы этого потребовала его жена или секретарша. Но те не относились к Романцевой как к своей конкурентке и спокойно отправляли ее с шефом не только на областные совещания, но и в заграничные командировки. Там-то, за границей, все и закрутилось.

Гладко причесанная Сонькина голова, битком набитая смелыми веяниями и проектами, пришлась по душе немцам, желающим поднять свое производство на более высокий уровень. Они-то и предложили шефу «одолжить» такого ценного специалиста на пару лет для обмена опытом. Но, так как в последнем случае подобный опыт закончился для них печально – совладелец немецкой фирмы благополучно поменял жену на такую же умненькую особу из России, то поставили условие, что Софья Романцева должна быть обязательно замужем. Должна, без разговоров по обмену опытом. Времени для того, чтобы стать замужней дамой, ей отводилось 3 недели. И ни днем больше. Вот таким образом и возник в жизни несостоявшегося зама гамлетовский вопрос: «быть или не быть» ей в одной довольно немелкой немецкой фирме по производству напитков помощником руководителя по рекламе и менеджменту.

Очень хотелось «быть». Поэтому Соня, как только вернулась в Тугуев, стала искать кандидатов на почетное место мужа. Искать нужно было долго и тщательно, поскольку постоянного кавалера у ней не было. Почему – она не знала. Хотя с ориентацией все было в порядке. Мужчины Соне нравились: Ален Делон в молодости, Пьер Ришар в юности и Коля Баксов в настоящее время. Других Соня в качестве своих кавалеров почему-то не представляла…

Словом, она была полностью испорчена воспитанием и высшим образованием. А любимым местом ее времяпрепровождения была (страшно сказать) библиотека, где она изучала атлас мира. Ведь, как любая провинциалка, Соня стремилась вырваться из узкого круга тугуевской повседневности. Теперь такой шанс ей предоставлялся, оставалось лишь найти мужа.

В любых поисках Соне всегда помогала подруга Лариса. Что связывало этих двух совершенно разных девушек, было непонятно с первого взгляда. Однако уже со второго можно было догадаться, что в гладко прилизанной белокурой голове одной и рыжей растрепанной голове другой были одни и те же мысли и чаяния, но одетые, как и сами подруги, в совершенно разные оболочки. Иногда оболочку прорывало, и тогда мысли неслись бурным потоком.

– Завтра же начни разрабатывать ближайшее окружение, – наставляла Лариса подругу. – Присмотрись к коллегам. Среди них наверняка найдется твой тайный воздыхатель. Может, он сидит и глядит в одну точку, мечтая о том, как ты подойдешь к нему и возьмешь за руку, а он поднимет свои голубые глаза и позовет тебя в загс…

В одну точку на стене, сидя за рабочим столом, всегда смотрел бухгалтер Сева Караванов. Что он видел в этой самой точке, было непонятно. Смутно Соня догадывалась, что явно не ее, но проверить следовало. Мало ли что, вдруг действительно – она возьмет, а он позовет. Тем более что его профиль ей нравился. Да и голос у Севы был тихий и спокойный, он никогда не говорил на повышенных тонах. И, главное, Сева был разведен. Причины его разрыва с женой она не знала. Сплетничали о том, что он застал кого-то и где-то, но Соня никогда не интересовалась сплетнями, так же как и жизнью своих сослуживцев. Теперь же она решила показать Севе такой интерес, на который только была способна.

Сева Караванов разглядывал цветочки на обоях, натужно вспоминая, покормил ли он своего кота Леопольда или снова забыл это сделать. Если нет, то эта наглая морда заберется на кухонный стол и без зазрения совести сожрет оставшиеся с завтрака макароны по-флотски. А потом, в отместку, еще и нагадит в тапок.

Как раз в тот момент, когда Сева в красках представлял, как будет загаженной обувью гонять кота, перед ним возникла Соня. Севины руки забегали по разбросанным на столе бумажкам.

– Вы по поводу накладных, Софья Алексеевна?