Святые старцы - Вячеслав Васильевич Бондаренко

Вячеслав Бондаренко

Святые старцы

© Бондаренко В. В., 2020

© Издательство АО «Молодая гвардия», художественное оформление, 2020

От автора

Если из длинного ряда выдающихся людей нашей Родины попросить выделить тех, чей вклад в ее развитие был наиболее весом, ответы наверняка будут разными: люди назовут выдающихся политиков, полководцев, писателей, ученых… Все эти ответы будут в разной степени верными, но героев данной книги по праву можно поставить во главе этого списка достойных. Ведь именно они сосредоточили в себе духовную мощь и красоту России, ее многовековой опыт. И совсем не случайно за советом, наставлением, благословением к ним приходили и полководцы, и политики, и писатели, и философы. Речь идет о старцах.

Возможно, кого-то из читателей серии «ЖЗЛ» подобный взгляд удивит: ведь «традиционная» история общества пишется людьми светскими. Однако не менее значима история другая – духовная, потаённая от поверхностного взгляда, лишенная, может быть, резких внешних сломов и поворотов, но неимоверно глубокая, наполненная высшим смыслом. И в ней на первый план выходят как раз носители Духа, великие молитвенники, прославленные в лике святых. Об этом глубинном пласте русской истории и пойдет речь в книге. В ней перед читателем откроются совсем иные XVIII, XIX и XX века, нежели те, что знакомы нам по учебникам истории…

Значение слова «старец» в истории Церкви со временем менялось. Еще в середине XVIII века так именовались просто старшие по возрасту монахи; так звали также строителей монастырей, заведующих послушанием в какой-либо области (конюший старец) и т. п. Однако затем старцами стали называть чрезвычайно опытных в духовной жизни монахов, заботившихся о духовном окормлении братии своего монастыря и мирян. Впоследствии слово «старец» употреблялось и в применении к лицам из белого духовенства (не монашествующего), достигшим необычайных духовных высот, и даже, в исключительных случаях, к светским лицам. К церковной иерархии это понятие отношения не имело: старцами могли быть и монахи, и иереи, и архиереи, выходцы из любого сословия – дворяне, купцы, мещане, крестьяне, священники. Также не имел значения возраст: преподобный Паисий (Величковский) начал старчествовать, когда ему было под тридцать, отец Адриан Югский – слегка за тридцать, преподобный Гавриил Седмиезерный – тридцать семь, преподобномученик Игнатий (Лебедев) – слегка за сорок, и эти примеры можно продолжать.

Внешними сторонами старчества, заметными даже непосвященным, были прежде всего присущие старцам духовные дары – целительство, чудотворчество, прозорливость, Божественное рассуждение. Однако намного более важным был опыт духовной брани, борьбы с грехом и страстями, достигавшийся путем постоянной молитвы, изучения Священного Писания, окормления духовных чад, иных подвигов.

Появившись одновременно с самим институтом монашества, в Х столетии, русское старчество прошло за свою историю множество этапов. С ранним связаны имена таких гигантов духа, как преподобные Сергий Радонежский, Павел Обнорский, Пафнутий Боровский, Иосиф Волоцкий, Нил Сорский. После XV столетия традиции раннего старчества в России уходят на глубокую периферию духовной жизни. Но даже в самые тяжелые для русского монашества времена в провинциальных монастырях и на отдаленных приходах развивались свои, оригинальные старческие традиции. Такими самородками были преподобные Феодор Санаксарский, Зосима Верховский, Василиск Сибирский, Лазарь Псково-Печерский, святой праведный Алексий Гнеушев, многочисленные рославльские, трубчевские и брянские пустынножители и, разумеется, преподобный Серафим Саровский.

А в конце XVIII столетия благодаря ученикам преподобного Паисия (Величковского) русское старчество получает новый импульс. После духовного обморока, в котором находилось русское монашество петровских и послепетровских времен, именно старцы сделались той «живой водой», которая омыла сначала церковную, а затем и светскую Россию и привела ее к духовному возрождению. Имена этих людей никогда не были «на первом плане», в их честь и сейчас не называются улицы и не слагаются песни, но это и естественно – человек, посвятивший себя монашескому деланию, не стремится к публичности и тем более популярности в светском смысле этого слова. Но своим тихим, каждодневным великим деланием, подвигом пламенной молитвы за Россию они незримо спасали многие тысячи душ. И хотя эта традиция далеко не всегда встречала понимание у церковных властей и рядовых монашествующих, Белобережская, Площанская, Оптина, Глинская пустыни, Псково-Печерский монастырь постепенно становились настоящими маяками, на которые стремились люди, жаждущие понять главное в себе и окружающем мире. Характерно, что не старцы «шли в народ», а сами верующие тянулись к ним. А «золотая цепь» русского старчества, несмотря на страшные испытания, выпавшие на долю Церкви в ХХ столетии, уже не прерывалась. Остается только изумляться и восхищаться тем, что Россия в таком множестве рождала подобных светил духа, каждый из которых мог сказать: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20).

Безусловно, мир русского старчества чрезвычайно обширен: ему посвящены сотни исследований, десятки отдельных книг. В эту – вошли очерки лишь о десяти подвижниках духа, личность каждого из которых являла живую веху в развитии старчества и была овеяна легендами еще при жизни. Кроме старцев-монахов, в этой книге представлены очерки о великих «старцах в миру», священниках, снискавших славу прозорливцев, чудотворцев и утешителей, – святых праведных Алексии Гнеушеве и Алексии Мечёве. Между исследователями до сих пор ведутся споры, можно ли причислять этих выдающихся пастырей (как и, например, святого праведного Иоанна Кронштадтского, священноисповедника Георгия Коссова и других) к старцам; на наш взгляд – можно, ведь в их делании явственно проявлялись те же дары, которые были свойственны выдающимся монашествующим старцам, и главное – присутствовало духовное водительство, главная цель которого – спасение.

Задача, стоявшая перед автором, была очень сложной и ответственной. Ведь серия, в которой выходит книга, называется «Жизнь замечательных людей», а не «Житие…». Между тем рассказ о святых предполагает именно житийные приемы и рамки. Но в русской литературе есть прекрасные образцы работ о святых, которые не относятся к классическому житийному формату, – это труды Б. К. Зайцева (1881–1972) и о. Лазаря (Афанасьева, 1932–2015). Написанные спокойным, сдержанным языком, эти книги тем не менее выдержаны в жанре не жития в общепринятом смысле слова, а жизнеописания. Именно этим образцам автор стремился следовать, рассказывая о судьбах великих русских старцев. Насколько это удалось – судить читателю. Вполне признавая свое недостоинство («Духовный человек судит обо всем, а о нем судить никто не может» (1 Кор. 2, 15)), автор тем не менее надеется на то, что его рассказ о великих подвижниках Божиих поможет кому-то изменить взгляд на себя и окружающих, стать хоть немного лучше, обратиться за молитвенной помощью к Тому, кто всегда готов откликнуться на наш зов, совершить паломничество в обители, где