Перевал - Николас Эванс

Николас Эванс

Перевал

Я глубоко признателен за доброту, внимание и помощь в моих исследованиях следующим людям: Чарльзу Фишеру, Гленис Карл, Блейн Янг, Брюсу Гейссу, Александре Элдридж, Бак и Мэри Брэннеманам, Дэйзи Монфор, Эндрю Мартину-Смиту, Джилл Моррисон, Дэннис Уилсон, Саре Пол, Барбаре Теру, Дагу Хейвс-Дейвису, Дэну Плетчеру, Тому Рою, Элизабет Пауэрс, Саре Уолш, Джейку Крейлику, Джеффу Зиллей, Гэрри Дэйлу, Роджеру Сиволду, Рику Бренцеллу, Сэнди Мендельсон, Деборе Йенсен, Соне Рапопорт, Ричарду Барону, Пэт Такер и Брюсу Вайде, Фреду и Мэри Дэйвис, Джорджу Андерсону.

Я также благодарен за поддержку в некоторых ключевых моментах Ронни Бергеру, Рахель Харви, Элизабет Дэйвис, Гордону Стивенсу, Ларри Финлею, Карадок Кинг, Салли Гаминара, Кароль Барон и Шарлотте Эванс.

Николас Эванс

Николас Эванс — автор известных бестселлеров, в том числе нашумевшего романа «Шепот лошадей», который был продан тиражом более десяти миллионов экземпляров и переведен на тридцать шесть языков мира. Писатель живет и работает в Лондоне.

Десять лет спустя после феноменального успеха бестселлера «Шепот лошадей» Николас Эванс создает не менее успешный эпический триллер «Перевал» («The Divide»).

Мастер повествования, Николас Эванс рассказывает в своем новом романе необычную историю о непреодолимых желаниях, надеждах и страстях, которые соединяют и разделяют человеческие судьбы. От улиц Нью-Йорка до обескураживающего великолепия Роки-Маунтин, ранчо в Монтане и солнечного Санта-Фе читатель следует за автором, который показывает расколовшуюся семью в ее борьбе за утраченное счастье.

Посвящается Шарлотте

Лишь после того как все сущее на Земле обрело жизнь, Создатель приступил к сотворению мужчины и женщины. Их тела задуманы так, что они могут познать плоть друг друга, но не душу. Ведь только будучи разделенными, они способны найти свой истинный путь.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

Они поднялись еще до наступления рассвета, когда безлунное небо было усыпано звездами. На холодном ветру их выдох тут же превращался в облачко пара, а подмерзший гравий на стоянке у мотеля громко поскрипывал под ботинками. Старый фургон оказался единственным транспортным средством на паркинге. Люк машины и навес фургона были покрыты морозным инеем. Мальчик поместил лыжи наверх, а его отец в это время открыл фургон, чтобы уложить вещи и убрать с «дворников» газетную бумагу. Она замерзла на холоде и, когда он скомкал ее, растрескалась, словно стекло. Перед тем как сесть в машину, они задержались на мгновение, вслушиваясь в тишину и глядя на запад, туда, где виднелись горы, слабо очерченные в холодном свете звезд.

Маленький городок все еще был погружен в сон. Они тихо и медленно ехали вдоль главной улицы на север мимо зала судебных заседаний и заправки, а потом мимо старого кинотеатра. Иногда их фургон попадал в островки неясного света от уличных фонарей, и тогда отражение машины скользило по затемненным витринам магазинов. Единственным свидетелем их отъезда стал серый пес, повстречавшийся им на окраине города. Он стоял с опущенной головой и наблюдал за машиной. Его глаза в свете фар казались неестественно зелеными, словно у привидения.

На дворе был последний день марта. Слой рыхлого снега грязной полосой лежал вдоль обочины. За день до этого, направляясь на запад через равнины, они увидели первую зелень, робко пробивающуюся сквозь посеребренную морозом сухую, прошлогоднюю траву. Незадолго до захода солнца отец предложил прогуляться. Выйдя из мотеля, они побрели вдоль дороги и неожиданно услышали жаворонка, который своим пением словно возвещал, что зима ушла навсегда. Но за холмистой полоской земли, за Скалистыми горами и стеной древнего известняка, тянувшейся сотни миль, все было укрыто белым покрывалом. Отец мальчика заметил, что наверняка им удастся увидеть не тронутый весенним солнцем снег.

Проехав по шоссе около мили, они свернули влево. Дорога от поворота шла прямо еще миль двадцать. В пути они успели заметить оленя и койота, а когда шоссе закончилось, плавно перейдя в дорогу, покрытую гравием, то из леса прямо на их машину вылетела большая сова. Будто желая поближе рассмотреть непрошеных гостей, птица на мгновение задержалась в лучах света от автомобильных фар и отлетела в сторону. Все это время горы становились величественнее, а цвет их менялся от черного до пронзительно-синего. Наконец горы, казалось, расступились, и они продолжили путь по петляющему дорожному коридору, по обе стороны которого на тысячи футов выстроились голые тополя, ивы и сосны. Подтаявший снег небольшими пятнами белел между деревьями.

Теперь дорога шла под уклон, и, когда машина предательски начала скользить на плотном снегу, отец остановил ее и они выбрались из фургона. Стояла безветренная погода, но воздух был морозный. Путники разложили на снегу цепи перед задними колесами, а затем отец мальчика снова сел в машину. Он жал на газ, продвигаясь рывками вперед, пока мальчик не крикнул ему остановиться. Отец вышел из машины, чтобы пристегнуть цепи, а сын, переминаясь с ноги на ногу, дул на ладоши, чтобы согреть их.

— Посмотри! — сказал мальчик, указывая на горы.

Мужчина выпрямился, стряхивая с рук налипший снег. Белые макушки гор внезапно озарились первыми лучами солнца, которое медленно поднималось над горизонтом, там, где простирались долины. На их глазах ночь будто отступала с горных склонов и утро, срывая с них темные тени, окрашивало их вершины в розовый, золотой и белый цвета.

Они поставили машину на обочине. Нетронутый снег свидетельствовал, что здесь давно никого не было. Они сели рядом у задней двери автофургона, чтобы позавтракать. Хозяин мотеля побеспокоился, снабдив их бутербродами, и теперь отец и сын с удовольствием их ели, запивая еду горячим сладким кофе и наблюдая, как утренний свет медленно разливается над серой землей. Первые несколько миль дорога будет идти только под уклон, поэтому мальчик и его отец укрепили лыжи снизу, чтобы они не сильно скользили. Мужчина проверил крепления и лавинные транзисторы. Когда он убедился, что все в порядке, они забросили свои вещи за плечи и стали на лыжи.

— Ты ведешь, — сказал отец.

Маршрут, запланированный ими на этот день, был похож на петлю и составлял около пятнадцати миль. Такое же путешествие они совершали два года назад, и у них остались наилучшие впечатления от прошлой лыжной прогулки. Самыми сложными были первые три часа дороги, когда приходилось долго подниматься через лес, а затем петлять зигзагами по северо-восточной кромке возвышенности. Но затраченные усилия того стоили: вид с южного гребня горы был великолепен. Лыжникам открывался чистый, без единого деревца спуск, словно разделенный на три террасы. Если все пойдет как задумано, то они доберутся до горной вершины как раз к тому времени, когда солнце будет освещать ее. Верхний тонкий, где-то в полдюйма, слой снега под косыми лучами солнца станет немного мягче, а нижний будет таким же твердым и жестким.

Эти лыжные прогулки за городом уже превратились в ежегодную традицию, и мальчик с нетерпением ожидал их, предвкушая удовольствие. Он знал, что и отец, испытывая такое же нетерпение, ждет момента, когда они вдвоем выберутся на природу. Друзья мальчика, которые увлекались катанием на сноуборде, считали его сумасшедшим. Если уж тебе хочется покататься на лыжах, то почему не поехать туда, где все будет оборудовано специальными подъемниками? По правде говоря, в их первую поездку в Тетонз четыре года назад он опасался, что они окажутся правы. Двенадцатилетнему подростку, прилагавшему огромные усилия, чтобы преодолеть слишком крутой и долгий подъем вверх, а затем очень быстро скатиться вниз, было совсем непросто. Временами его начинали душить слезы, но он, решив проявить стойкость духа, с выражением полного удовлетворения на лице продолжал невыносимо тяжелые подъемы в гору, а на следующий год вновь отправился с отцом по тому же маршруту.

Его отец постоянно находился в разъездах по делам, так что у них не было возможности заниматься чем-то вместе, как полагается сыну и отцу. Иногда мальчику казалось, что они едва ли знают друг друга. Ни отец, ни сын не отличались особой разговорчивостью. Но именно в такого рода путешествии было нечто связывающее их теснее, чем это могли бы сделать миллионы слов. Постепенно мальчик начал понимать, почему его отец ценит подъем к вершине едва ли не больше, чем момент спуска с горы. Это напоминало парадоксальную формулу обмена физической и душевной энергии: чем больше ты сжигаешь себя, затрачивая усилия, тем большую подзарядку получаешь для следующего этапа. Бесконечные ритмичные повторения в движении, монотонное скольжение лыж — все это вводило в состояние некоего транса. Чувства необыкновенного возбуждения и гордости наполняли душу, когда заветная вершина наконец была достигнута. Открывавшийся перед их взором вид горного склона, покрытого девственно-чистым весенним снегом, приводил в восторг.