Бесенок - Михаил Алексеевич Ланцов

Михаил Ланцов

Бесенок

Пролог

Наши дни

Мужчина сидел на диване и смотрел в окно на полную луну, что ярко светилась в эту безоблачную ночь. Ему не спалось…

Всю свою жизнь он служил.

Честно, насколько это было возможно.

В разных структурах.

Не забывал о себе, так как идеалистом или дураком не являлся. Но и о Родине помнил крепко, стараясь жить так, чтобы их интересы не расходились. Это и привело к катастрофе… Всю его семью зачистили. Демонстративно. Чтобы иных устрашить. А теперь оставалось лишь поставить точку в этой публичной порке…

Рядом на журнальном столике перед ним стояло три ноутбука, на экраны которых были выведены изображения с камер наблюдения. На них мужчина прекрасно видел, как неизвестные осторожно обложили его дачу, как проникли на территорию, как вскрыли дверной замок… хотя, какие же они неизвестные?..

За спиной раздался скрип обуви и шелест одежды.

— Вас тоже бессонница мучает? — спросил мужчина незваных гостей, высоко подняв руку, в которой был зажат небольшой пульт с нажатой кнопкой. Отчетливо видный в свете полной луны.

— Зараза… — донесся знакомый голос из-за спины.

— Заминирован дом, периметр и наиболее удобные позиции для снайперов.

— Ты же знаешь. У них приказ. Не трогай ребят. Дай отойти.

— Ты же знаешь, что это измена. А измена по приказу — это измена вдвойне.

С этими словами мужчина расслабил пальцы, отпуская кнопку.

Мгновение.

Слепящая вспышка.

И почти сразу сменившая ее Тьма, поглотившая даже не успевшую появиться боль…

— Аллилуйя! — ударило его по ушам и все вокруг залил яркий свет.

Мужчина заморгал и замотал головой, пытаясь скинуть с себя это наваждение. Уж что-что, а такого варианта он не мог даже представить, полагая что отправится прямиком в ад, если тот существует. Но, нет. Песнопение никуда не делось, как и свет, который, впрочем, на деле был не таким и ярким, скорее даже. Просто на контрасте с полной тьмой…

Зрение вернулось.

Черты окружающего пространства проступили, оформились и приобрели резкость. И он едва не воскликнул от удивления, так как осознал, что находится в незнакомом храме. Более того — его кто-то поддерживает под руки. А если быть более точным — он на этих руках висит.

Тело слушалось вяло и было каким-то… маленьким. По сравнению с окружающими. Однако собрав волю в кулак, мужчина встал на свои ноги и оттолкнул тех, кто его поддерживал.

— Отошел, — буркнул кто-то рядом. — А то сомлел, сомлел…

— Мал еще службу всю стоять, — заметил другой голос.

— Как ты, Ляксей Петрович? — ласково спросил смутно знакомый бородач, разодетый как актер какого-то театра. Пышно и в меха, которые, впрочем, не казались искусственными или дешевыми.

— Душно. — односложно ответил он, подивившись своему странному выговору и детскому голосу…

И тут ему вновь стало плохо. Нахлынули воспоминания какого-то мальца. Он покачнулся, но удержался на ногах. Отпустило, впрочем, быстро. Лишь слабость и сильная, пульсирующая головная боль говорили о недавнем приступе, да воспоминания целой жизни… очень надо сказать небольшой, оставшиеся у него в голове в дополнение к его старым. Впрочем, до самого окончания службы он так и простоял, покачиваясь на грани беспамятства.

Правда по другой причине.

Воспоминания мальца говорили ему, что он находится в Успенском соборе. На дворе стоял 1696 год от Рождества Христова[1], 11 марта. А он сам теперь шестилетний Алексей Петрович Романов, печально известным сыном своего буйного родителя[2]…

Часть 1. Новая новь

— Не задавай лишних вопросов и не услышишь вранья.

к/ф «Рок-н-рольщик»

Глава 1

1696 год, март, 11. Москва

Алексей как в тумане вышел из храма и направился в свои покои. Сам. Хотя рядом были люди, готовые помочь. Однако шагал он вполне уверенно, разве что вид имел крайне растерянный.

Добрался.

Вошел к себе.

Хотел уже было погрузиться в рефлексию и обдумывание ситуации, как следом в помещение ворвалась мама.

— Позор то какой! Боже! Боже! При всем честном народе сомлел! Что же теперь люди скажут?!

Она металась по помещению и причитала, даже толком и не глядя на сына. Погруженная в свои мысли. Изредка обращалась к нему, но тоже — больше риторически. Видимо таким образом она хотела мальчика усовестить.

— Может хватит? — максимально громко произнес Алексей, когда у него от этого жужжания и без того болящая голова стала едва ли не раскалываться. И ему просто физически стало больно ее слушать.

Царица замерла.

Сын никогда так ей не говорил.

— Ты в себе ли мама? — спросил царевич, раздраженно глядя ей в глаза. Без малейшего смущения. — Родному сыну стало плохо. А ты что творишь? Причитаешь о том, что люди скажут? А как там дела у сына даже не спросила. Тебе не стыдно? Родной сын мог и умереть. Ай-ай-ай… как нехорошо выходит. Не думаешь о том, что слуги о твоем бессердечном поведении уже вечером всей Москве разболтают?

Она от удивления даже попыталась протереть глаза, подумав, что перед ней наваждение какое-то. Поморгала. Но нет. Сын продолжал стоять напротив и распрямив плечи смотреть нагло, не отводя взора. И не моргая.

Для царицы такое поведение сына оказалось чем-то шокирующим. Настолько, что, попытавшись что-то ответить, она не смогла подобрать слов. Просто ртом как рыба шевелила — открывая и закрывая. Молча. Или с какими-то нечленораздельными звуками.

— Что с тобой мама? Совесть душит?

— Ты… ты…

— Мама, мне сейчас все еще плохо. Голова болит. Пожалуйста, перестань морочить голову. И дай мне возможность немного передохнуть.

— Как ты с матерью разговариваешь?! — наконец нашлась Евдокия Федоровна.

— Сообразно поступкам.

— Яйца курицу не учат!

— Ну если ты считаешь себя курицей. — пожал плечами Алексей. — Хотя не советую. Ведь всем известно, курица — это самая глупая птица. Настолько, что, если ей голову отрубить, она долго бегает без нее. Злые языки даже поговаривают, что, если ей рану перевязать и кормить по тростинке, вполне сможет без мозгов дальше жить. Их там все равно было не богато.

Мать отвечать не стала.

Покраснела лицом. Потом побледнела. Пятнами. Снова покраснела. И раздраженно вылетела из помещения, хлопнув дверью.

— Баба с возу, кобыла в курсе. — безразлично произнес Алексей и отправился к ближайшему месту, где смог бы занять горизонтальное положение.

В ногах правды, как известно, нет. В спине и заднице ее тоже не хранится. Но сейчас он