Крайтон Великолепный - Джеймс Барри

Джеймс Барри

Крайтон Великолепный [=Остров равенства]

The Admirable Crichton by James Matthew Barrie (1902)

Перевел с английского Виктор Вебер

Действующие лица:

Лорд Лоум

Леди Мэри, его старшая дочь

Леди Кэтрин, его средняя дочь

Леди Агата, его младшая дочь

Эрнест Вулли, его племянник

Крайтон, дворецкий

Твини[1], служанка, помогающая на кухне

Триэрн, священник

Лорд Броклхорст

Слуги:

миссис Перкинс

мсье Флэри

мистер Роллстон

мистер Томпсетт

мисс Фишер

мисс Симмонс

мадемуазель Жанна

Томас

Джон

Джейн

Глейдис

Мальчик с конюшни

Паж

Действие первое

Дом лорда Лоума, Мейфэр[2].

Перед тем, как поднимается занавес Эрнест Вулли подъезжает к дому Лоума в Мейфэр. На его симпатичном лице играет улыбка, как бывает всегда, когда он думает о себе, но, с другой стороны, он крайне редко думает о чем-то другом. Вероятно, больше всего Эрнест любит те мгновения, когда просыпается утром и обнаруживает, что он действительно Эрнест, потому что мы все хотим быть нашим идеалом. Мы можем представить себе, как он поднимается с кровати и ждет, пока все остальное сделает за него слуга. Одет он с отменным вкусом, может, чуть с этим перебарщивает, показывая тем самым, что не лишен чувства юмора. Эрнест недавно закончил Кембридж. Он — холостяк, любимец женщин, сочиняет афоризмы. В ресторанах — почти что знаменитость, часто там обедает, потом возвращается на ужин. За последний год, наверное, заплатил гардеробщику за право взять у него шляпу больше, чем стоит аренда квартиры работающему человеку. Парень он умный. Обычно плывет по течению, но может и взбрыкнуть, отстаивая свои убеждения, если это необходимо. Но предпочитает, чтобы стычка длилась недолго (в затяжном сражении он обречен на поражение). Характер у него легкий, он быстро принимает новые условия игры, но радостно возвращается к прежним. Эгоистичность — самая милая его черта. Будь его воля, он бы всю жизнь был домашним котом, который до старости выталкивает всех из теплых местечек, и при этом его всегда и все гладят по шерстке.

Он отдает шляпу одному лакею, трость — другому. Поднимается по лестнице, никем не сопровождаемый. Он — племянник хозяина, так что ему нет нужды представляться даже Крайтону, который охраняет парадную дверь.

Описывать Крайтона — дурной тон, потому что он, пусть и дворецкий, но всего лишь слуга. Во всех приличных домах сказали бы: «Фи!» — узнав, что именно он будет главным действующим лицом. Мы ничем не собираемся ему помогать. Нам уже не по себе, с того самого момента, как его имя появилось в названии пьесы, и мы, насколько возможно, не позволим ему оказаться в центре внимания. И пусть он нам небезразличен, не стать ему героем в одеждах слуги. И как он любит эту одежды! Как же нам его от них избавить? Тут без катаклизма не обойтись. Для Крайтона быть слугой — знак доблести. А уж стать дворецким в тридцать лет — реализация самых честолюбивых замыслов. Он очень привязан к своему хозяину, у которого, по его разумению, есть только один недостаток: лорд Лоум недостаточно презрителен к тем, кто стоит на социальной лестнице ниже него. И мы сразу поведем речь об этом самом недостатке великого пэра.

Наш идеальный дворецкий открывает дверь, вводит Эрнеста в одну из комнат. И тут же в этой комнате поднимается занавес: представление начинается.

Это одна из гостиных дома Лоума. Не самая роскошная, но и не затрапезная, в теплый день здесь приятно провести время. Есть в доме гостиные более просторные, величественны, лишенные мебели и ковров, в них приходится оставаться на ногах. Там собираются с какими-то благотворительными целями, они пользуются успехом после званых обедов: если вы, открыв дверь, зайдете туда, то окажетесь в полном одиночестве, не считая парочки в дальнем углу.

А вот эта гостиная, наоборот, не поражает размерами и очень уютная. Везде так много подушек. Возникает вопрос: а зачем? Если вы — посторонний, откуда вам знать, что требуется шесть подушек, чтобы устроить голову с максимумом удобств. Диваны, по существу, те же подушки, и широкие, как кровати. Существует целое искусство: утонуть в них, а потом звать на помощь. Подняться самому нет никакой возможности. На стенах несколько знаменитых картин, о которых можно сказать: «Красиво, однако», — не опасаясь, что вас заподозрят в излишней учености, но дочери хозяина не знают, что это за картины и кто их написал. «Где-то есть каталог», — вот что они вам скажут. В вазах тысячи роз, на столиках — несколько романов, на одном — аккуратно сложенные иллюстрированные еженедельные газеты лежат, будто упавшие друг на друга убитые солдаты. Если кто-то разваливает эту стопку еженедельников, Крайтон мгновенно это чувствует, где бы он ни находился, подходит и заменяет выбывшего. Что необычного в этой комнате, так это чайные принадлежности, и в большом количестве. Эрнест их сразу же замечает, его губы расплываются в улыбке, в голове тут же складывается афоризм. Он, однако, не сразу наносит разящий удар.

Эрнест. Как я понимаю, Крайтон, исходя из обилия чашек, великое событие состоится здесь.

Крайтон (со вздохом). Да, сэр.

Эрнест (с бессердечным смешком). Слуги поднимутся в эту гостиную, чтобы выпить чая (с жутким сарказмом). Не удивительно, что вы выглядите таким счастливым, Крайтон.

Крайтон (обреченно). Увы, сэр.

Эрнест. Знаете, Крайтон, счастья на вашем лице хорошо бы прибавить. Вы не одобряете общение его светлости со своими слугами на равных… раз в месяц?

Крайтон. Не мое дело, сэр, одобрять или не одобрять радикальные взгляды его светлости.

Эрнест. Разумеется. Но, в конце концов, он только раз в месяц видит в вас равного.

Крайтон. В остальные дни месяца, сэр, его светлость ведет себя с нами, как положено.

Эрнест (вот он, афоризм). Чайные чашки! Жизнь, Крайтон, та же чайная чашка. Чем быстрее мы пьем, тем раньше добираемся до спитых чаинок.

Крайтон (внимая с почтением). Благодарю вас, сэр.

Эрнест (доверительно, как бывает, когда требуется союзник). Крайтон, на случай, что мне придется сказать слугам несколько слов, я приготовил короткую речь (сует руку в карман). И вот думаю, а где бы мне встать?

Он примеряется к разным местам, принимает разные позы, наконец, наклоняется на спинкой высокого стула, готовясь обратиться к собравшимся. Крайтон, с лучшими намерениями, дает ему скамеечку для ног и уходит, к счастью, не став свидетелем того, что Эрнест, обидевшись, пинком отшвыривает скамеечку.

Эрнест (обращаясь к воображаемой аудитории с желанием сразу потрясти слушателей). Представьте себе, что вы все — маленькие рыбки на дне моря…

Не нравится ему трибуна, причем он уверен, что виновата высокая спинка стула, а не его маленький рост. Приходит к выводу, что идея Крайтона — не из худших. Он идет за скамеечкой, поднимает ее, но торопливо прячет за спину, потому что входят леди Кэтрин и Агата, дочери хозяина дома. Кэтрин — двадцать, Агата на два года моложе. Обе — модные молодые женщины, которые могли бы проснуться ради танцев, но они очень ленивы. И Кэтрин на два года ленивее Агаты.

Эрнест (неловко, потому что мешает спрятанная за спину скамеечка). Как поживают сегодня мои маленькие подружки?

Агата (стремясь побыстрее добраться до дивана). Не задавай глупых вопросов, Эрнест. Если тебя интересует наше самочувствие, считай, что мы умерли. Даже сама мысль о том, что придется разливать чай, выматывает ужасно.

Кэтрин (усаживаясь на диван, который стоит ближе к двери). Кроме того, мы должны решить, какие платья брать на яхту, а эта работа требует огромного умственного напряжения.

Эрнест. Перетрудившиеся бедняжки (вероятно, Агата его фаворитка, потому что он помогает ей положить ноги на диван, тогда как Кэтрин приходится все делать самой). Дайте отдых вашим усталым ножкам.

Кэтрин (возможно, из мести). А почему у тебя в руках скамеечка для ног?