Золотой венец Трои. Сокровище князей Радзивиллов (сборник) - Ольга Тарасевич

Ольга Тарасевич

Золотой венец Трои. Сокровище князей Радзивиллов (сборник)

© Тарасевич О. И., 2014

© ООО «Издательство «Эксмо», 2014

Золотой венец Трои

Все события и персонажи вымышлены автором. Все совпадения случайны и непреднамеренны.

Юлии Набоковой, Эдуарду Мазо, Ultra_demonessa и всем моим любимым читателям, которые всегда меня поддерживают и вдохновляют

Пролог

За много лет до описываемых событий…

Интересно, с какого возраста помнят себя дети?

С года-двух? Мне всегда было страшно задавать этот вопрос своим друзьям и подругам. Потому что он возвратил бы меня в тот самый ужасный день, с которого «начинается» моя собственная память, мои воспоминания.

Мне десять лет.

Помню, как давил на плечи ранец. Учебники и тетрадки слегка подпрыгивали при ходьбе. А ручки и карандаши, лежавшие в пенале, наоборот, не звенели. Родители подарили мне классный голубой пенал – «двухэтажный», со специальными резиночками, куда вставлялись ручки.

Жизнь была прекрасна. Я это точно помню! Свежий, чуть прохладный весенний воздух, синее небо, яркое солнце… И так хорошо идти в школу, потому что знаешь: там друзья и не вредные учителя, они рассказывают много нового и интересного, а на перемене можно похрустеть яблоком и шоколадным батончиком, положенными в портфель заботливой мамой. Возвращаться домой тоже здорово. Конечно, придется есть на обед противный гороховый суп или картофельный салат. Зато потом мамочка разрешит полакомиться мороженым, а после того как я сделаю уроки, отпустит меня погулять.

С моей памятью что-то произошло.

Ее словно бы обнулили в тот роковой день.

Моя жизнь начинается для меня с десятилетнего возраста.

Но я точно помню состояние безоблачного счастья. За пару мгновений до падения в ад мне довелось побывать в раю. Там царили такая полная гармония, такая исключительная безмятежность, такой невероятный покой… Когда ты буквально каждой клеточкой своего тела, всеми фибрами души принимаешь жизнь, и она дарит тебе только свет; и ты еще даже не догадываешься, сколько темных туч может внезапно появиться на горизонте.

Просто это было единственное мгновение абсолютного счастья в моей жизни.

Единственный миг счастья за всю долгую-предолгую жизнь…

Я точно не помню, как начался тот безумный кошмар.

Был урок математики. Мне нравился этот предмет и очень хотелось похвастаться самостоятельно решенными задачами. Ведь учительница, задавая домашнее задание, предупреждала: нам всем придется поломать над ним голову. Но у меня все решилось, как обычно, легко и быстро. Кажется, мои мысли вертелись вокруг того, что хорошо было бы пойти отвечать к доске, и…

Нет, я все понимаю. Наверное, террористы (двое сумасшедших придурков, расстрелявших половину школы просто так, не выдвинув совершенно никаких требований!) не материализовались прямо у доски. Может, они ворвались в класс, что-то крича при этом…

Не помню: их возможные действия опять стерлись из моего сознания.

Я бы предпочел забыть кое-что другое. Забыть, как выстрел сносит нашей учительнице математики полголовы и написанное на доске доказательство теоремы покрывается светло-розовыми брызгами.

Наверное, мои одноклассницы и одноклассники кричали от ужаса.

Может, если бы получилось заорать в тот момент, мне тоже стало бы легче? Или это только ускорило бы печальный финал?

Не знаю.

Вообще те события запомнились мне как-то отрывочно: что-то врезалось в память намертво, а некоторые моменты, наоборот, стерлись совершенно.

Точно не помню, кричала ли девочка, сидевшая за соседней партой. Ее убили из-за этого истошного визга? Или они убили ее… просто так, потому что у них в руках было оружие, а она сидела прямо перед ними, хрупкая и беззащитная, как и все дети?

Они выстрелили ей в голову.

Я инстинктивно пригибаюсь. Но мое лицо все равно успевает стать мокрым и теплым. На нем – кровь и ошметки мозгов моей одноклассницы. От ужаса все звуки окончательно исчезают.

Эти ублюдки мне что-то говорили? Чего-то требовали?

Не помню, не слышу.

Звуков внешнего мира больше нет. Только внутри, в моей голове, прямо под черепом, почему-то нарастает неумолкающий гул.

Помню, как меня швырнули на пол.

Помню холодок металла – должно быть, к моему затылку прижали пистолет.

Помню, как меня бьют, ботинки у них на толстой тяжелой подошве, бьют в живот, в лицо.

До мельчайших подробностей навечно в мою память врезаются лица этих ненормальных ублюдков. Их носы, брови, бегающие глазки. У высокого мужчины все плечи засыпаны перхотью, на черном свитере отчетливо видна каждая крупинка. Невысокий худой террорист одет в светло-коричневый вельветовый пиджак. Такой же пиджак есть у моего отца, и осознание этого факта кажется мне почему-то более мучительным, чем чья-то смерть и побои…

К сожалению, я помню слишком многое.

Когда закончился весь этот кошмар (оказывается, нас держали в школе больше суток), мои родители в течение какого-то месяца сменили все: дом, город, свою работу, мою школу.

Возможно, они старались устроить мне такую жизнь, где ничто не напоминало бы о тех страшных событиях, которые мне довелось пережить.

Только вот мои бедные родители не знали, что в моей душе, в моем сердце находится неиссякаемый источник боли, исправно вырабатывающий страдание. И этого не изменить сменой ни дома, ни школы.

От страха порою невозможно дышать.

Осознание собственной уязвимости сводит с ума.

Кажется: Господи Боже мой, как же неправильно устроены люди! Мы такие хрупкие: с тонкими черепами, разлетающимися от выстрелов; с мягкими животиками, куда могут бить чьи-то тяжелые ботинки с рифлеными подошвами…

Иногда мне становилось страшно из-за всего вообще.

Ходить по улице, ездить в трамвае, расплачиваться за покупки в магазине – все это пугало.

Любое действие (как, впрочем, и полное отсутствие каких-либо действий) вызывало у меня жуткую панику.

Точно не помню, когда мое измученное сознание подсказало, как освободиться от этого страха.

А ведь это оказалось так просто…

Всего лишь и надо себе представить: в твоих руках – пистолет. И если только кто-то посмеет причинить тебе боль – выстрел снесет ему полчерепа и разбрызгает мозги в радиусе… ну, скажем, километра.

Бах! Бах! Бах-бах-бах!

Постепенно растет воображаемая гора «трупов».

Уже давно мертв наш сосед – его собака повадилась мочиться на любимый куст роз моей мамы.

Мертвы: папин начальник и одна из моих наиболее противных учительниц…

С той поры прошло много лет.

Но до сих пор лучший для меня способ справиться со страхом и волнением – вообразить, что я вижу агонию обидчика.

Я никогда не могу полностью расслабиться, меня все время беспокоит, что кто-то может причинить мне вред.

Мне много раз хотелось завести ребенка – и одновременно никогда не хватало решимости. Все время казалось, что, если у меня появятся дети, с ними непременно произойдет что-то ужасное. Сознательное родительство – это совершенно не для меня…

Конечно, психоаналитик здесь – не помощник.

Я не знаю ни одного человека, которому помогли бы эти психоаналитики – а уж денежки они выгребают у своих клиентов исправно! Даже от бутылки виски больше пользы, чем от всех этих психоаналитиков, вместе взятых. По крайней мере, спиртное на какое-то время действительно избавляет меня и от страхов, и от тревоги.

По большому счету, мне уже привычно жить так, как живу. Но вместе с тем я понимаю: те два сумасшедших эмигранта, расстрелявшие полшколы беззащитных детишек, навсегда расстреляли и мою память, счастье, любовь, покой…

Глава 1

Карфаген, II век до н. э.

Город разрастается быстро.

С каждым днем все выше становятся буро-желтые каменные стены с прорезями бойниц. Появляются новые роскошные храмы, их мраморные жертвенники окружены внушительными колоннами. То здесь, то там возникают многолюдные рынки, великолепные дома знати, бани, площади, арены, театры. И, конечно, все краше становится главная гордость Карфагена – королевская цитадель Бирса.