Ты еще вернешся, Тришка - Вильям Козлов

Вильям КОЗЛОВ

Ты еще вернешься, ТРИШКА!

ПОВЕСТЬ

Рисунки Е. МЕДВЕДЕВА.

ТРИШКИНА БЕДА

Из леса вышел медведь и, остановившись на опушке, потянул носом в сторону поселка, который виднелся сразу за речкой на пригорке. Медведь тяжело дышал, и с черных губ его капала слюна. На мохнатой коричневой груди влажная дорожка.

Медведь вышел из леса не как его сородичи на четырех лапах, а как человек, на двух ногах. Правой передней лапой он прижимал к боку здоровенный чурбак с ржавой цепью. Другой конец цепи примыкал к капкану.

Было летнее утро. Пышные облака неподвижно нависли над поселком. В солнечных лучах ярко зеленела трава. За излучиной неширокой речки белела березовая роща. Оттуда доносились соловьиные трели. Еще дальше, за рощей, по заливному лугу разбрелись коровы и овцы. Пастуха не видно. Наверное, дремлет где-нибудь в тени. А стадо сторожит белая с черными пятнами лайка.

Медведь передвинул чурбак под мышкой и не спеша поковылял к поселку. Добродушная морда его скорее выражала удивление, чем ярость. При каждом шаге цепь негромко позвякивала.

Первыми увидели медведя ребятишки. Они играли за околицей в ножички. Вместо того, чтобы испугаться и припустить к дому, мальчишки с радостными возгласами «Тришка! Тришка пришел!» бросились навстречу медведю. Тришка, ничуть не удивившись им, ковылял по дороге в поселок.

Увидев, в какую беду попал медведь, ребята заахали, стали вслух жалеть медведя.

— Егоркин капкан, — сказал один из них. — Кто, кроме его, сейчас в лесу балует?

— Может, с Липовой Горы охотнички поставили? — возразил другой.

— Куда Тришка идет-то?

— К Ромке Басманову. К кому же еще?

Окруженный ребятами Тришка вступил на территорию поселка лесорубов. Чувствовал он себя здесь как дома и уверенно направился к высокому бревенчатому дому, крытому рифленым шифером. Здоровой лапой толкнул калитку, но она оказалась на запоре. Тогда медведь, просунув между жердин когти, отодвинул щеколду и подошел к крыльцу. В дом не пошел, а, глядя на закрытую дверь, несколько раз глухо рыкнул. Что-то вроде: Угр-р-р!

Тришка смотрел на дверь и жалобно рычал: Угр-р-р!

Из дома никто не вышел. Тришка погромче рыкнул. Никакого ответа.

Тришка смотрел на дверь и жалобно рыкал. Ему было больно, хотелось поскорее освободиться от этой проклятой железяки с бревном, а его друг Роман Басманов почему-то не спешил на выручку.

Ромка Басманов в этот самый момент сидел на потрескавшемся тракторном скате и вывинчивал отверткой тугие винты из найденной заржавевшей детали. Неподалеку, на лужайке, щипала траву стреноженная гнедая кобыла с жеребенком. Время от времени она энергично взмахивала хвостом, отгоняя слепней, и тогда раздавался тоненький секущий свист. Черногривый пушистый жеребенок траву не щипал. Весь напружинившийся, он опасливо тянулся мягкими бархатными губами к куску сахара, который ему протягивал Гришка Абрамов. Ноздри сосунка раздувались, темные влажные глаза косили, но он не решался сделать последний маленький шаг и взять угощение, а Гришка тоже не двигался с места, боясь спугнуть жеребенка. Мальчишке очень хотелось, чтобы теплые шелковистые губы сосунка пощекотали его растопыренную ладонь.

— Ну чего трусишь, Байкал? — уговаривал Гришка. — Бери, дурачок…

Жеребенок пошевелил губами, ткнулся ими в ладонь и, взяв угощение, шарахнулся в сторону. Сделав несколько суматошных кругов со скоками и взбрыкиваньем вокруг невозмутимо жующей мамаши, остановился возле березы и принялся хрустеть сахаром, встряхивая от удовольствия головой. Гришка смотрел на него и смеялся. И давно не стриженные белые волосы его ослепительно блестели на солнце.

Роман оторвался от своего дела — ему оставалось отвернуть два Неподдающихся винта — и посмотрел на приятеля.

И тут к Грише скоком-скоком подбежал жеребенок и игриво боднул головой в бок. Не ожидавший этого, он вскрикнул, резво отпрыгнул в сторону и растянулся на траве. Не менее его напуганный, жеребенок ударился галопом к матери, а Ромка, уронив отвертку, пригнулся к земле и захохотал. Его вьющиеся, черные с блеском цыганские волосы упали на глаза, плечи заходили ходуном.

— Я и не знал, что ты такой… прыткий, — сказал Ромка. — Выше Брумеля прыгнул!

— Я думал, это кобыла… лягнула, — поднимаясь, сказал Гришка. — Она такая, может.

Ромка отшвырнул железяку в сторону, вывинченные болтики и гайки высыпал в жестяную банку и запихал в карман. Туда же засунул и отвертку с пассатижами.

— Когда же ты его починишь? — спросил Гришка, покусывая тоненький зеленый стебель щавеля.

— Москва не сразу строилась, — уклончиво ответил, Ромка.

К приземистому побеленному зданию мастерских подкатил газик. Высокий плотный мужчина в полосатой безрукавке вылез из машины и направился в конторку начальника цеха. Замедлив шаги возле стоявшего у тракторного ската Ромки, как взрослому, пожал ему руку и сказал:

— Можно поздравить с окончанием занятий в школе, Роман Тимофеевич?

— Третий день каникулы, — солидно ответил Ромка, ничуть не удивившись, что директор леспромхоза Петр Васильевич Поздняков назвал его по имени-отчеству. Во-первых, Ромкин отец Тимофей Георгиевич Басманов был лучшим бригадиром лесорубов леспромхоза и его портрет висел в клубе на Доске почета; во-вторых, Ромка однажды заслужил благодарность директора леспромхоза. Случилось это в прошлом году в канун праздника Октября. Во время торжественного заседания в клубе лесорубов погас свет. Пока люди в темноте чиркали спичками, Ромка, пришедший сюда с отцом и матерью, выскользнул из зала, ощупью отыскал за кулисами электрический щит и в два счета обнаружил перегоревший предохранитель. Конечно, он один бы в потемках не справился так быстро: внизу стоял какой-то человек и беспрестанно чиркал спичками. А когда Ромка поставил новый предохранитель — у него в кармане оказался кусок медной проволоки — и включил рубильник, то увидел, что чиркал спичками сам директор леспромхоза. Вернувшись на сцену в президиум, Поздняков поблагодарил Романа Тимофеевича Басманова, то есть Ромку, за находчивость.

С тех пор Поздняков никогда не пройдет мимо Ромки, чтобы не остановиться и не перекинуться с ним несколькими словами. Вот и сейчас задержался, хотя и видно, что спешил.

— На лето никуда не уедешь? — поинтересовался Поздняков.

— Может, к тетке в Пензу, — ответил Роман. — Я у нее в прошлом году был. Скучно, правда, там.

— Заходи как-нибудь ко мне в контору, потолкуем, — сказал директор и зашагал к начальнику цеха.

Гришка Абрамов, стоявший в сторонке и не принимавший участия в разговоре, сказал с завистью:

— Руку пожал… и разговаривает, как… с кем-то важным.

Ребята заметили мчавшегося к ним белобрысого Витальку Гладильникова. Он уже издали что-то кричал и размахивал клетчатой рубахой. Подбежав, Виталька прислонился голой спиной к березе и стал рубашкой вытирать пот с лица. Немного отдышавшись, выпалил:

— Тришка из леса пришел. Притащил бревно с капканом. Стоит у твоей двери и ругается…

— Егоркина работа… — сказал Ромка. — На енота поставил, а Тришка попался.

— Ему же больно! — сказал Виталька.

Мальчишки наперегонки бросились к поселку.

МАЙЯ, СТАРИЧОК, ГЕКТОР и ТРИШКА

По дороге к поселку пылил автобус. Он каждый день в два часа привозил со станции Жарки пассажиров. Автобус был старый, расшатанный — дорога от станции лишь до половины заасфальтирована, а ближе к поселку сплошная выбитая щебенка, — на ходу автобус натужно скрипел, в днище что-то гулко ударяло, а белая пыль оседала на вещах и одежде. В кабине шофера рядом с часами была прикреплена цветная фотография большеглазой красавицы.

Автобус остановился, не доезжая сельмага. Из распахнутых дверей стали вываливаться пыльные, разомлевшие пассажиры. Моторист Гладильников купил в райцентре новый телевизор «Ладога». Он с усилием протолкнул в дверь огромную, тяжеленную коробку. Жена помогала ему. Гладильников вертел головой, удивляясь, куда же запропастился его сын Виталька. Так и пришлось ему с женой тащить телевизор к дому.

Из автобуса черно-белым мячом выкатился на дорогу маленький, аккуратный песик. Не обращая ни на кого внимания, он по наикратчайшей прямой подбежал к забору.

— Гектор! — строго позвала худощавая длинная девочка с новеньким пухлым рюкзаком за спиной. Она тоже вылезла из автобуса и теперь, стоя на дороге, с тревогой озиралась. Маленький, тощий старичок с загорелым лицом, на котором выделялась седая бородка клинышком, выволок из автобуса два больших чемодана, кто-то подал ему связанные вместе марлевые сачки, удочки, подсачок. Поставив ношу в сторонку, он снял с седой головы выгоревшую соломенную шляпу, вытер платком пот со лба.