Избранники народные - Сергей Пылёв

Избранники народные. Повесть

Блаженство каждого и всех…

Да посрамит небо всех тех, кто берется управлять народами, не имея в виду истинного блага государства.

Личным имиджмейкером почетного гражданина города Воронежа Анатолия Ивановича Фефилова я стал случайно. И, хотите — верьте, хотите — нет, в немалой степени благодаря императрице Екатерине Великой.

В прошлом году я весь декабрь прожил в областном архиве, с утра до вечера занятый прорисовкой генеалогического древа господина Фефилова, кстати, моего одноклассника и соседа по дому. Подъезды разные. С тех пор как наши книгоиздатели присягнули на верность законам свободного рынка, я худо-бедно подкрепляю свою пенсию не литературными публикациями, а сочинением юбилейных поздравлений в стихах, поэмами об успешных фирмах или, на худой конец, родословными лабиринтами с желательным выходом на титулованных предков, что существенно сказывается на размере моего гонорара.

Относительно Анатолия Ивановича мне поначалу вроде бы не повезло. Ни в каких связях его «прапра…» не состояли с былыми князьми-графьями, боярами, не сыскалось среди них даже худородных дворян или хотя бы кого из мещанского племени. В архиве я лишь обнаружил одного документально подтвержденного реального предка моего соседа, коим был однодворец воронежской провинции Ефим Иванович Фефилов, родившийся в 1740 году.

Однодворцы в Российской империи проходили по категории государственных крестьян, но ко всему могли законно держать крепостных.

Это сословие образовалось из потомков служилых людей «по прибору» разных чинов, как-то: детей боярских, казаков, стрельцов, рейтаров, драгун, солдат, копейщиков, пушкарей, затинщиков, воротников, засечных сторожей, несших дозорную и сторожевую службу на южной границе в XVII–XVIII веках и которым по тем или иным причинам не было присвоено дворянство. Всем им раздавались на поместном праве отдельными участками на каждого человека особо земли, на которых они селились отдельными дворами в слободы. В состав их поступили впоследствии и некоторые старинные дворянские роды, сделавшиеся мелкопоместными, а при Петре I иные дворяне, уклонившиеся от нового порядка службы, имевшие по 100 и по 200 дворов крестьян, тоже записались в однодворцы.

Однако далее меня ждало явное открытие. Ефим Фефилов оказался однодворец особый, выдающийся. Можно сказать, исторически знаковый. Ему бы вперед следовало ставить в Воронеже памятник, нежели никогда не бывавшему у нас Высоцкому.

Знаменитость Ефима Фефилова была обеспечена прежде всего тем, что он в свое время принадлежал к когорте первых российских парламентариев. А стал он с ними плечом к плечу после избрания всем воронежским обществом весной 1767 года депутатом, одним из 652 человек, созванных со всех концов империи Екатериной Великой, дабы они создали из хаотической массы старых законов и указов Уложение о новых началах тогдашней жизни. Их основы были собственноручно начертаны императрицей в ее «Наказе», пронизанном идеями просветительства, свободы и равенства. Кстати, вместе с Фефиловым наш край представляли в Москве такие депутаты, как подполковник, старший дворянин Степан Титов (герой взятия Берлина в 1760-м, позже похороненный на Чугуновском кладбище, на месте коего теперь телевышка и ледовый дворец «Юбилейный») и памятный воронежцам по сю пору купец-фабрикант и суконщик Семен Авраамович Савостьянов (его первый в городе каменный трехэтажный жилой дом, по адресу Плехановская, 3, до сих пор украшает Воронеж дворцовыми мотивами).

Ко всему в моих руках оказался архивный подлинник «Наказа» Екатерины Великой, принадлежавший некогда Ефиму Фефилову. Его вольнодумными статьями восхищался сам Вольтер. А вот граф Никита Иванович Панин, воспитатель будущего императора Павла Первого, точно позабыв про свой дипломатический талант, прямодушно назвал это законодательное творение Екатерины сборником аксиом, способных опрокинуть стены державы. Он трепетал, читая такие фразы императрицы, как «власть без народного доверия ничего не значит» или «свобода — душа всех вещей, без тебя все мертво».

Екатерина великодушно отступила перед паническим напором, извините, Панина и небрежно сожгла в печи многие самые задиристые главы. Но вовсе не сдалась. Призвав в Москву первых депутатов России, Екатерина II с твердой немецкой романтичностью и в то же время с истинным русским азартом объявила им: «Пусть мой „Наказ“ поможет устроить добрый порядок в государстве, сделать его грозным в самом себе и внушающим уважение соседям. Что значит настоящая беда перед прошлыми? Пойдем бодро вперед! Зададим мы звону, какого не ожидали!»

Многое из «Наказа» Екатерины я позже использовал в разработанной мной имиджевой методике для Анатолия Ивановича Фефилова, когда в начале года областная администрация предложила ему баллотироваться в депутаты Думы с прицелом на должность спикера нашего местного парламента.

На прошлой неделе после Рождества Фефилов стал «самовыдвиженцем»: тиснул в избирком заявление об участии в выборах депутатов областной думы по весне, в марте. Так что он теперь на каждом шагу отстегивает. У Анатолия Ивановича во всех карманах его джинсовой безрукавки припасены «пятитысячные».

Теперь вы поняли, о каком Фефилове я говорю? Да, это тот самый, бывший главный инженер колхоза «Заветы Ильича», потом первый секретарь Семилукского райкома комсомола, далее Воронежского обкома ВЛКСМ второй секретарь, который в середине 90-х годов прошлого века успешно обрел себя на поприще бизнеса. Поначалу был рядовым челноком, потом цистернами перепродавал спирт из одной небезызвестной кавказской республики и даже подрядился ржавевшие бесхозно в местном аэропорту пассажирские «тушки» и неуклюжие Аны толкнуть в Афган. Туда, где 27 декабря 1979-го штурмовал дворец Амина Дар-уль-аман в составе 9-й роты 345-го отдельного гвардейского парашютно-десантного полка и чуть было не сложил голову. Позже Фефилов затеял и вовсе изощренно-хитрое бизнес-партнерство с нашей атомной электростанцией и пару раз успешно втюрил разным предприятиям ее могучие токи. Кому за автошины, кому за зерно. И все это добро опять-таки очень прибыльно уехало в вагонах в сторону Кабула. Фефилов весьма себя после всего этого зауважал. Даже походка у него изменилась, стала какой-то прыгучей, лунной, точно силы земного тяготения несколько перестали действовать на Анатолия Ивановича. Сейчас они, наверное, и вовсе потеряли над ним власть. Ныне Фефилов учредитель самой крупной в городе (более пятидесяти АЗС) топливной компании.

А вот для меня этот человек, будьте любезны, был и остается просто Толиком или Пушкиным, как его с малых лет окрестил наш двор. Жаль, не Цыганом. При вполне славянской носатой физиономии волосы бензинового короля в мелких густых кудряшках. Правда, дико черного цвета с синеватым отливом на ярком солнце. Ромалы лэй, да та чавэла лэй?! Мора, одним словом, в чистом виде. И умора. Часто шутит: «Мать гульнула…» Да и вообще этот брат Пушкин при состоянии, не намного уступающем былым денькам небезызвестного Ходорковского Михаила Борисовича, самый настоящий дворовый пацан и, несмотря на возраст под шестьдесят, каких только народных матерых прибауток не выдаст: «Под лежачего офицера водка не течет», «При чем участковый милиционер, если свинью грозой убило?», «Арбайтен них гут, спать с женщиной есть хорошо»… И так далее и тому подобное.

А началось все у нас с Фефиловым в смысле предвыборной лихорадки со звонка в мою дверь. Аккуратного такого, почти ласкательного. Явно вызванного милой женской ручкой. Я как супругу похоронил, уже второй год замшелый вдовец. А тут в квартире, кажется, даже духами волнующе запахло. Нормальными. «Шанель» не «Шинель», но вроде бы «Опиум»? Для народа… Может быть, пришла жена Анатолия Ивановича Ритуля отчитать меня за коньяк, который я снова ходил брать ночью в шикарный гипермаркет «Метро» для ее олигархического мужа?

Такой факт действительно имел место сегодня, в три часа сочной февральской ночи. Одним словом «человека человек послал к анчару грозным взглядом, и тот послушно в путь потек и к утру возвратился с ядом». Посреди застолья, организованного мной на скорую руку (остатки увядшей селедины и воинственная картечь холодной картошки при мундире вкупе с сыром, плачущим последними мутными слезами), я изысканно выставил раритетный армянский «Арарат». Лимончик струганул.

Известно, что у нас на Воронеже «веселие Руси» есть весьма продвинутое занятие. Сказывается близость донского казачества. Так, проводы гостя или даже любого случайного собутыльника, имя которого ты так и не успел толком усвоить, всегда превращаются в особый этнографический ритуал: отбывающему восвояси полагается принять чарочку «На посошок», «Запорожную», «Коню в морду», «Стременную»… Всего около двадцати трех концевых чарок.