Вождь. «Мы пойдем другим путем!» - Ланцов Михаил

Ланцов Михаил Алексеевич

Вождь. «Мы пойдем другим путем!»

Предисловие

Все мы привыкли, что вечно живой вождь мирового пролетариата постоянно бродит по миру в виде призрака коммунизма и устраивает каверзы честным людям в форме различных революций. А они, как известно, проходят, по сценарию Черномырдина: 'Хотели, как лучше, получилось, как всегда'. То есть, оставляют после себя одни руины, кровь и социально-политическую разруху. Революции, после которых приходится долгие годы прибираться и пытаться восстановить то, что порушила разбушевавшаяся толпа, ведомая фанатиками и бандитами. Но что будет, если Владимир Ильич Ленин окажется совсем другим? Если он пойдет другим путей?

Само собой, выбирать среди 'оттенков серого' мы не станем. Ибо это слишком томно и скучно. Поэтому, я предлагаю довольно резкий, наглый и масштабный вариант, при котором в тело Владимира Ильича Ульянова, еще не знакомого со своим псевдонимом, вселяется наш современник. Да не просто так, а сохранив связь с нашим временем. Плохо это или хорошо? Кто знает. Но я попробую поставить на 'одну восставшую дизельную лодку против всего американского атомного флота'. То есть, человека, пусть и наделенного большими возможностями, против объективных исторических процессов и обстоятельств.

И да, безусловно, все, что вы найдете на просторах этой книги, было выдумано мной, а любые совпадения случайны.

Пролог

1 июня 2014 года. Российская Федерация. Москва

Владимир Ильич Соловьев стоял у большого окна и любовался кровавым закатом с высоты пятьдесят второго этажа 'стеклянного карандаша' новой московской реальности. Сегодня был очень важный день в его жизни — он уходил. Нет, не вообще. Здоровье, слава Богу, было вполне нормальным. Он уходил, оставляя бизнес молодым и горячим акулам капитализма, что сворой вились у него за спиной. Пятьдесят пять лет и пятьдесят пять миллионов долларов состояния, переведенного в активы высокой ликвидности. То есть, говоря по-простому, в обычные деньги на счетах. Можно было теперь покататься по миру, никуда не спеша. Пожить, как говорится, в удовольствие. Конечно, Владимир понимал, что с его деятельным характером не получится долго бездельничать, но весьма внушительные деньги, что оставались у него 'на посошок', позволяли не думать о грустном. Захочет — танк соберет по чертежам, захочет — самолет. Жаль только поздно в космос лететь. Но да ничего. И без того дел хватит.

Можно было бы и не уходить. Но скучно. Неинтересно. Пресно. Остро не хватало вкуса жизни. Да и ради чего или кого ему стремиться к стяжанию? Близких людей у него не было — все умерли по разным причинам. А ему многого было не нужно.

Соловьев обернулся.

У двери стояла Изабелла Юрьевна Папаяни — его верный друг и помощник. Причем, что удивительно, несмотря на определенную симпатию друг к другу, за столько лет удалось обойтись без секса. Даже в пьяном виде. Они боялись нарушить ту тонкую и нежную грань доверия, что была между ними. Точнее не они, а он. Владимир прекрасно понимал, какие страсти могут начаться, пусти он Изабеллу к себе в постель. Тем более что последние двенадцать лет он был одиноким вдовцом, и матримониальные шансы у нее были нешуточные. Оттого и держал дистанцию, закономерно опасаясь не выдержать. Несмотря на то, что Изабелла была прекрасным помощником в бизнесе, видеть ее в роли своей жены ему не хотелось. Причем решительно. Красивая, эффектная, соблазнительная… и безжалостная. Не женщина, а хищник, с сексуальным возбуждением от удовлетворения ее амбиций и кошелька.

Ну, все.

Пора.

Владимир Ильич легко подхватил кожаную сумку и направился на выход. Чмокнув на проходе Изабеллу Юрьевну в щечку и с некоторым сожалением проведя рукой по ее соблазнительному бедру, он устремился навстречу новой жизни. Новой судьбе.

Два часа в пробках и, счастливый обладатель элитного автомобиля, смог, наконец, за пределы МКАД. После чего он уронил ногу на педаль газа и понесся вперед раненым бегемотом. Ждать не хотелось. Ни одной лишней секунды. Тем более что на своей даче старый друг Лев Борисович Вайнштейн обещал сюрприз. А он всегда умел удивлять.

— … ну, давай, рассказывай, чем хотел порадовать? — Произнес, завершил встречный ритуал приветствия Владимир.

— Помнишь, сколько раз мы спорили о тех или иных вопросах в истории?

— Как такое забыть? — Усмехнулся Соловьев.

— Так вот. Я придумал, как разрешить все наши споры. Причем раз и навсегда к обоюдному интересу обоих.

— И как же? В душу к тем, кто вершил историю, не заглянешь.

— В душу может быть, и не заглянешь, а вот их глазами посмотреть на преданье старины далекой вполне можно.

— То есть, как? — Опешил Владимир.

— Тебе же не нравятся мои теории, — отмахнулся Вайнштейн. — Давай лучше отметим твое освобождение и просто попробуем.

— Дело говоришь! Пойдем. А то я сегодня из-за нервов даже завтракать не стал.

— Ты? Не стал?

— Сам удивляюсь.

Посидели хорошо, но мало. Впрочем, как обычно. Перебирать Владимир не любил.

— Итак, Лева, я весь горю от нетерпения, как та девица в первое свиданье, — немного поюродствовал Соловьев. — Давай уже, рассказывай, что ты там придумал.

— Если отбросить теорию…

— Отбросить, отбросить. Не до нее.

— Тогда тебе нужно просто сесть в кресле. Я надеваю на тебя вон ту фигню, жму несколько кнопок, и ты смотришь глазами какого-нибудь исторического персонажа.

— Что, так просто?

— Да, так просто, — довольно улыбнувшись, кивнул Вайнштейн. — Хотя, если хочешь, могу объяснить и намного сложнее.

— К черту! Зачем усложнять?

— Вот и я так думаю. Итак, кого выбираем?

— А кого можно?

— Хочешь царя, хочешь простого крестьянина. Пространство и время не ограничено. Главное — чтобы ты мог ясно представить себе этого кадра. Поэтому, если хочешь поглазеть на древность какую-нибудь, то до нее придется долго и мучительно добираться поколение за поколением. Кстати, при желании мы сможем отследить эволюцию человеческого вида. Правда, я не уверен, что с примитивными приматами моя схема будет работать. Ладно. Кого ты выбираешь?

— Когда был Вова маленький, с кудрявой головой…

— Ты серьезно?

— А чего мелочиться? Или не сможешь?

— Отчего же? Вполне.

Встали. Пошли. Подключили. Лев Борисович нажал на нужные кнопки. А вот дальше все пошло так, как это обычно и происходит в таких ситуациях. И последнее, что услышал Соловьев, был какой-то противный зуммер и удивленный возглас Вайнштейна: 'Упс…' Ответить ему Владимир не успел, хоть и очень хотел. Потому что вокруг все стало темно и мокро. 'Ну, Лева, ну дружок, ну погоди…' — только и успел подумать Соловьев, теряя осознание.

Часть 1 — Мы пойдем другим путем!

— Жертва должна поверить, что ты её друг.

к/ф 'Револьвер'

Глава 1

22 апреля 1886 года. Российская Империя. Симбирск

Владимир пришел в себя также быстро, как и отключился. Словно просто подали напряжение на обесточенный электродвигатель. Сколько времени прошло? Черт его знает. Он ничего не помнил и не понимал. Да еще эти странные ощущения, словно он перебрал крепленых напитков. Причем, изрядно.

Но лежать и ждать у моря погоды — было скучно, поэтому он попытался открыть глаза и сфокусировать взгляд. Удалось на удивление легко и просто. Но радости это не принесло, потому что Владимир замер в полном ступоре. Ведь на него со стены смотрели иконы. Иконы! Судя по всему православные, хотя, он в них особенно не разбирался. И это в доме старого еврея-атеиста?!

— Мама! Мама! — Вдруг закричала какая-то девчушка откуда-то сбоку. — Вовка проснулся! Мама!

Он повернул голову, чтобы посмотреть на источник шума, и замер. Как же так? Ведь Лева утверждал, будто я ограничусь только ролью наблюдателя. Ни управлять телом, ни общаться с реципиентом будет нельзя. Вообще. Только наблюдать и фиксировать факты, ощущения, чувства. 'Тогда как понимать вот это?' — подумал Соловьев и поднял руку, рассматривая ее. Хотя, какой он теперь Соловьев? 'Маленький Вова нашел пулемет… бедная деревня…'

— Сынок! — Бросилась его обнимать уже немолодая женщина. — Я так рада, что ты очнулся. Мы так все переживали.

— Что со мной случилось? — Осторожно поинтересовался Ульянов. Да-да, именно Ульянов. Потому что тот 'Упс' Левы в сочетании с этими странностями, предельно членораздельно говорил о том, что он теперь именно вождь мирового пролетариата… в зародыше.

— Ты не помнишь? — С искренним сочувствием, поинтересовалась… мама.