Над пропастью жизнь ярче - Анна и Сергей Литвиновы

Анна и Сергей Литвиновы

Над пропастью жизнь ярче

© Литвинов С. В., Литвинова А. В., 2016

© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

Все герои вымышлены, все события придуманы.

Ничего подобного в реальной жизни никогда не происходило.

2001 год

Саша стиснула зубы и завела двигатель. Мотор взревел, прохожие шарахнулись. Гаишники, сторожившие въезд на Большую Дмитровку, кинулись к машине.

Она закусила нижнюю губу и разогналась до восьмидесяти.

– Люди! Забор! – простонал любимый.

Александра на полном ходу снесла ограждение. Вылетела, в заносе, на узкую улицу. Сзади взревел сиреной милицейский автомобиль. Спереди, от прокуратуры, кинулись автоматчики. Народ соображал туго, люди по-прежнему шли прямо по проезжей части.

– Господи, помоги мне – сейчас. И я больше никогда!.. Обещаю! Клянусь! – отчаянно прошептала Саша.

И понеслась на максимальной скорости к Тверскому бульвару.

Пешеходы отпрыгивали, матерились вслед.

– Бесполезно, – прохрипел мужчина. – «Перехват» объявят. Из города не выедем.

Но девушка лишь пожала плечами. За секунды долетела по бульвару до Петровки. Трое гаишников выскочили на проезжую часть, замахали палками.

– А танк подогнать? – хихикнула Саша.

И обошла стражей по тротуару, едва не пришибла даму с собачкой (те успели вжаться в стену), погнула колесный диск.

Что я делаю? Как я могу?!

Впрочем, Саша, ты сама хотела умереть.

Вот и получай.

2000 год

Тюльпан на Сашином плече появился случайно.

Шла из института, настроение паршивое, погода дрянь, а на пути – тату-салон с красивым названием «Клеопатра-плюс». И вся витрина в потрясающих фотках: брутальные мужики, загадочные дамы.

Саша из любопытства заглянула. Салон оказался пуст, ей все обрадовались, администратор кинулась варить кофе, обаяшка-мастер принес каталог. Обещали анестезию, комфорт, а еще уверяли, что после татуировки – вся жизнь меняется.

– Любой вам подтвердит: сознание обнуляется. Начинаешь строить судьбу заново. Как сам хочешь, – демонически мерцая глазами, уговаривал татуировщик.

Деньги были, и Саша решилась.

Колоть оказалось почти не больно. Побрызгали спреем, сделали укольчик. Мощный вентилятор охлаждал, грохот музыки вгонял в транс. И картинка выглядела почти красиво, тюльпан с элементами крови.

От унылого настроения не осталось и следа.

Но через час действие анестезии закончилось, рана распухла и самочувствие стало просто адским. Будто не крошечный цветок, а целый сад ей на предплечье выкололи.

Адский сад.

Сад-изм.

Саша вернулась домой. Тихо проскользнула в свою комнату. Заперла дверь, вцепилась зубами в подушку. За стеной, на кухне, мама грохотала посудой. Что-то втолковывала отцу, пытаясь перекричать его телевизор. Взрослую дочку родители не тревожили. А так хотелось, чтобы вошли. Приласкали, поговорили. Пожалели! По-настоящему.

Увы, Саша давно усвоила: жаловаться предкам – себе дороже. Сочувствия получишь на копейку, зато моралей выслушаешь – на пару миллионов, не меньше. Двойка? Сама виновата, не выучила. Горло болит? Нечего мороженое зимой есть.

Лучше все проблемы самой решать. От простуды – втихую проглотить таблеточку, царапину на машине – ликвидировать у гаражных умельцев.

И сейчас тем более смешно ждать сочувствия. Татуировка – увечье, нанесенное по доброй воле.

Ничего. Перетерпим. Скроем. А родителям покажем ближе к лету.

В салоне сказали: больное место не травмировать, одежду по возможности не носить. Спала Саша голышом. Утром, к завтраку, пришлось надеть кофту. За ночь место татуировки распухло еще больше, когда ткань задевала рану, появлялось желание взвыть.

Но родители не замечали ее кислого вида. Утро, отец с отрешенным видом уткнулся в газету, мама мечется между сковородкой с оладьями и холодильником.

– Саша, передай мне хлеб, – попросила мать.

А хлебница у них устроена неудобно, в щелке между микроволновкой и сушкой. Саша потянулась, сделала неловкое движение, задела руку, скривилась от боли. В лицо ей, к счастью, никто не посмотрел, и девушка порадовалась: пронесло. Но тут вдруг отец спросил:

– А что это у тебя на рукаве?

– Э-э… просто грязь. Сейчас переоденусь. – Саша постаралась, чтобы голос звучал беззаботно.

Но родители уже переглянулись. Насторожились. И немедленно ринулись в атаку.

– Саша! Не морочь мне голову. Это кровь, – тоном прокурора молвил отец.

– Не скрывай от нас! Что случилось? – вскрикнула мама. – Это ножевое ранение?!

– Да просто царапина, – попыталась понизить накал страстей девушка.

Но отец строго потребовал:

– Снимай кофту.

Саша, морщась от боли, повиновалась.

– Какой ужас, – ахнула мать. – Только подумать. Ты ведь приличная девушка! Зачем ты сделала это? Зачем?!

– Как зэчка теперь, – пригвоздил папа. – Все будут думать: зону топтала.

– Те, кто топтал, купола церковные себе колют, – буркнула Саша. – По количеству лет отсиженных.

Но родитель продолжал обливать презрением:

– А ты подумала, как это будет выглядеть – когда тебе будет лет восемьдесят? Тюльпан на обвисшей коже, ну и картина.

– Я где-то слышала… – растерянно произнесла мама, – что татуировку можно легко свести. Но только надо это делать немедленно – пока рана свежая. Давай узнаем… Я сейчас позвоню…

– Не буду я ничего сводить! – возмутилась дочь. – И не надо на меня смотреть, как Ленин на мировую буржуазию. Что такого страшного я сделала? Не ограбила. Не убила. А татушки сейчас у всех.

– Ну, да, – поджала губы матушка. – У всех, кто больше ничего продемонстрировать не может и ничего из себя не представляет.

С отчаянным лицом шваркнула на тарелку подгоревший оладушек. Убитым голосом произнесла:

– Что будет дальше? Оранжевые волосы? Кольцо в носу?

Саша сделала вид «мне все равно» – хотя больше всего ей сейчас хотелось расплакаться.

Тоже мне, родители. Семья. Они даже не попытались спросить: зачем? Было ли больно? Почему именно тюльпан?

Впрочем, так шло всю жизнь, с раннего детства. Отец, Иван Олегович, сразу расставил приоритеты. Он – мужчина, кормилец. Работа превыше всего. И вообще девочку должна воспитывать мама.

Ну, Ольга Егоровна – та пыталась. Приобщала дочку к шитью, кулинарии. Рвалась поиграть с ней в куклы. Стать подружкой. Точней, не так. Дочку – превратить в любимую игрушку. Наряжать ее, поучать, причесывать, наказывать.

Но Саша – будто назло – уродилась не куклой, а стойким оловянным солдатиком. Дружила с мальчишками. Хулиганила, играла в футбол. Обожала технику. В первом классе лично починила розетку. Мыслила по-мужски. Слезами своего никогда не добивалась. Что не по ней, сразу в драку лезла.

«Я ждала совсем не такую дочь», – вырвалось однажды у мамы.

А папа неуверенным тоном утешил: «Давай переходного возраста подождем. Может, гормоны взыграют – и расцветет».

Но и в подростковом возрасте превращения из гадкого утенка в лебедушку не случилось. Грудь выросла минимальная, походка осталась пацанской. Упорно ходила в кроссовках и джинсах. Краситься, наряжаться тоже не тянуло. И ни единого женского хобби до сих пор себе не завела. Больше всего любила гонять на машине. Едва исполнилось восемнадцать, пошла в автошколу. Преподаватели говорили, что впервые видят девушку, кого реально интересует устройство автомобиля. Вождение она сдала – единственная из группы! – с первой попытки. Триумфально явилась домой – с новенькими правами.

Иван Олегович изумился:

– А говорили, сейчас без взятки невозможно.

– Или ты заплатила? – нахмурилась Ольга Егоровна.

– Откуда у меня деньги? – пожала плечами дочь. И робко произнесла: – Теперь машина нужна. Хотя бы простенькая. Инструктор сказал, иначе я быстро водить разучусь.

– Интересное заявление, – поджала губы мама. – В восемнадцать лет уже машину ей подавай.

– Мне родители в свое время сказали: хочешь кататься – иди и сам зарабатывай. Я и заработал. К тридцати годам, – подхватил отец.

– Ну, у девушек есть вариант полегче. Можно замуж удачно выйти, – хмыкнула мама. – Но ты ведь к этому не стремишься.

– Я вас поняла, – вздохнула Саша. – Значит, пойду на работу.

– Вместо учебы? – неодобрительно прищурился отец.

– Нет. Буду совмещать.

И нанялась кидать в почтовые ящики бесплатные газеты. Каждое утро убегала из дома в пять утра. К восьми ноги гудели, хотелось не в институт, а поспать.

Но родители бдили, гнали на лекции.