Подвиги Геракла. После похорон (сборник) - Агата Кристи

Агата Кристи

Подвиги Геракла. После похорон

© Петухов А.С., перевод на русский язык, 2014

© Ибрагимова Н.Х., перевод на русский язык, 2014

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2017

Подвиги Геракла

С любовью посвящаю Эдмунду Корку, чьи труды на благо Эркюля Пуаро я высоко ценю

Предисловие

Квартира Эркюля Пуаро была обставлена в основном современной мебелью. Она сияла хромом. Кресла с откидывающимися спинками, комфортабельные и мягкие, имели квадратные, четкие очертания.

В одном из таких кресел сидел Эркюль Пуаро, точно на середине сиденья. Напротив него, в другом кресле, сидел доктор Бёртон, член совета «Колледжа всех душ», и с удовольствием пил маленькими глотками вино Пуаро марки «Шато Мутон-Ротшильд». Доктор Бёртон не отличался аккуратностью. Он был толстый, неопрятный, и его румяное лицо под густой шевелюрой седых волос освещала добродушная улыбка. Он смеялся низким, хриплым смехом и имел привычку посыпать себя и все вокруг табачным пеплом. Тщетно Пуаро расставлял вокруг него многочисленные пепельницы.

– Скажите мне, почему Эркюль?[1] – задал вопрос доктор Бёртон.

– Вы имеете в виду имя, данное мне при крещении?

– Это вряд ли христианское имя, – усомнился гость. – Определенно языческое. Но почему? Вот что я хочу знать. Каприз отца? Прихоть матери? Семейные причины? Если я правильно помню – хотя моя память уже не та, что прежде, – у вас был брат по имени Ашиль[2], не так ли?

Пуаро быстро перебрал в памяти подробности карьеры Ашиля Пуаро. Неужели все это действительно произошло на самом деле?

– На протяжении короткого отрезка времени, – ответил он.

Доктор Бёртон тактично ушел от разговора об Ашиле Пуаро.

– Люди должны проявлять больше осторожности, давая имена своим детям, – продолжал размышлять он. – У меня есть внуки. Я знаю. Бланш, так зовут одну из них, – черная, как цыганка[3]. Потом еще Дейрдре, Дейрдре Печальная, – она оказалась веселой и жизнерадостной[4]. Что касается юной Пейшенс, то ее лучше было бы назвать Импейшенс[5] и покончить с этим! А Диана – ну, Диана… – Старый специалист по античной филологии содрогнулся. – Она уже сейчас весит около ста семидесяти фунтов, а ведь ей всего пятнадцать лет! Говорят, это с возрастом пройдет, но мне так не кажется. Диана! Ее хотели назвать Еленой, но тут уж я решительно воспротивился. Зная, как выглядят ее отец и мать… И ее дед, если уж на то пошло! Я изо всех сил настаивал на Марте, или Доркас, или другом разумном имени, но все было напрасно, пустая трата слов. Странные люди эти родители…

Он тихо, с присвистом, хихикнул, и его маленькое пухлое личико сморщилось.

Пуаро вопросительно посмотрел на него.

– Представил себе эту воображаемую беседу. Как ваша мать и покойная миссис Холмс сидят и шьют или вяжут маленькие одежки и перебирают имена: Ашиль, Эркюль, Шерлок, Майкрофт…

Пуаро не разделял юмора своего друга.

– Как я понимаю, вы хотите сказать, что моя внешность не напоминает внешность Геракла?

Доктор Бёртон окинул взглядом Эркюля Пуаро, его маленькую, аккуратную фигурку в полосатых брюках, соответствующий черный жакет и изящный галстук-бабочку, окинул сыщика взглядом снизу вверх, от лакированных туфель до яйцевидной головы и огромных усов, украшающих верхнюю губу.

– Откровенно говоря, Пуаро, – ответил доктор Бёртон, – нет! Догадываюсь, – прибавил он, – что у вас никогда не хватало времени на изучение античной литературы?

– Это правда.

– Жаль. Жаль. Вы много упустили. Если б это зависело от меня, то всех надо было бы заставить изучать античную литературу.

Пуаро пожал плечами.

– Eh bien[6], я и без нее добился больших успехов.

– Добился успехов! Фокус не в том, чтобы добиться успехов. Это совершенно неправильная точка зрения. Античная литература – не лестница, ведущая к быстрому успеху, как курсы заочного обучения! Не рабочие часы человека важны, а часы его досуга. Мы все совершаем эту ошибку. Например, вы сами – вы стареете, скоро вам захочется отойти от дел, отдохнуть от забот; и что вы собираетесь делать со своим досугом?

На это у Пуаро был готов ответ:

– Я собираюсь заняться – серьезно – выращиванием кабачков.

– Кабачков? – поразился доктор Бёртон. – Что вы хотите сказать? Этих больших раздутых зеленых плодов, водянистых на вкус?

– Ах, – с энтузиазмом заговорил Пуаро, – но в этом же все дело. Они не должны иметь водянистый вкус.

– О! Их посыпают сыром, или мелко нарезанным луком, или подают с белым соусом…

– Нет-нет, вы ошибаетесь. Моя идея заключается в том, что можно улучшить вкус самих кабачков. Им можно придать, – он прищурил глаза, – букет…

– Господи боже, послушайте, это же не кларет. – Слово «букет» напомнило доктору Бёртону о стоящем рядом бокале, и он сделал глоток, наслаждаясь вкусом. – Очень хорошее вино. Очень качественное. Да. – Он одобрительно кивнул. – А эти кабачки – вы же не серьезно? Вы не хотите сказать, – он заговорил с подлинным ужасом, – что сами будете наклоняться, – его руки легли на его собственный пухлый живот с ужасом и сочувствием, – наклоняться и вилами разбрасывать навоз на эти штуки, и подкармливать их прядями шерсти, смоченной в воде, и все остальное в этом роде?

– По-видимому, – заметил Пуаро, – вы хорошо знакомы с выращиванием кабачков?

– Видел садовников, которые этим занимались, когда жил в деревне. Но, серьезно, Пуаро, что за хобби! Сравните его с… – тут его голос превратился в восхищенное мурлыкание, – креслом перед камином, где горят дрова, в длинной комнате с низким потолком, с книгами по стенам, – это должна непременно быть длинная комната, не квадратная. Книги по всем стенам. Бокал портвейна, открытая книга в руке… Время катится назад, когда вы читаете… – Далее последовала звучная цитата по-гречески, а за нею – перевод: – «…Кормчий уменьем своим // По виноцветному морю ведет корабль, ветру наперекор…» Разумеется, невозможно передать полностью дух оригинала.

В этот момент, охваченный энтузиазмом, он забыл о Пуаро. А тот, наблюдая за ним, внезапно ощутил сомнение, некоторую неловкость. Есть ли нечто такое, что он упустил? Некое богатство духа? Его постепенно охватила печаль. Да, ему следовало познакомиться с античной литературой… Давно… Теперь, увы, уже слишком поздно…

Доктор Бёртон прервал его меланхоличные размышления:

– Вы хотите сказать, что всерьез думаете отойти от дел?

– Да.

Его собеседник хихикнул:

– Вы этого не сделаете!

– Но я уверяю вас…

– Вы не сможете этого сделать, приятель. Вы слишком увлечены своей работой.

– Нет, действительно, я уже обо всем договорился. Еще несколько дел – особых, специально отобранных дел, не тех, вы понимаете, которые сами подворачиваются, – только те проблемы, которые привлекают лично меня.

Доктор Бёртон усмехнулся:

– Так оно и бывает. Всего одно-два дела, всего еще одно дело… и так далее. Прощальная гастроль примадонны – так будет и с вами, Пуаро!

Он рассмеялся и медленно встал: дружелюбный, седовласый гном.

– Подвиги Геракла не для вас, – сказал ученый. – Для вас – подвиги любви. Вы увидите, прав ли я. Держу пари, что через двенадцать месяцев вы все еще будете здесь, а кабачки, – он содрогнулся, – по-прежнему останутся кабачками.

Доктор Бёртон покинул хозяина дома, оставив его в скупо обставленной прямоугольной комнате.

Он покидает эти страницы и больше не вернется. Нас интересует только то, что он оставил после себя, а оставил он Идею.

Ибо после его ухода Эркюль Пуаро снова медленно сел, как человек во сне, и прошептал:

– Подвиги Геракла… Да, это идея…

На следующий день Пуаро можно было увидеть листающим большой том в телячьей коже и другие, более тонкие книги. Иногда он быстро заглядывал в различные листы бумаги с напечатанным на машинке текстом.

Его секретарша, мисс Лемон, получила задание собрать сведения о Геракле и представить их ему. Без всякого интереса (она не принадлежала к тем людям, которые задают вопрос «зачем?»), но весьма эффективно мисс Лемон выполнила задание.

Эркюль Пуаро с головой погрузился в сбивающее с толку море античных мифов, проявляя особый интерес к «Гераклу, прославленному герою, который после смерти занял место среди богов, и ему оказывали божественные почести».

Вначале все шло хорошо, но постепенно он погружался все глубже. В течение двух часов Пуаро прилежно читал, делал пометки, хмурился, сверялся со своими листочками и с другими справочниками. В конце концов он откинулся на спинку кресла и покачал головой. Настроение предыдущего вечера исчезло. Что за люди!

Возьмем этого Геракла – этого героя… Герой, в самом деле! Кем он был, как не крупным мускулистым существом с низким интеллектом и преступными наклонностями? Геракл напомнил Пуаро некоего Адольфа Дюрана, мясника, которого судили в Лионе в 1895 году, – тот был силен как бык и убил нескольких детей. Защита настаивала на эпилепсии (которой он, несомненно, страдал, хотя в тяжелой форме или в легкой – это было предметом обсуждения в течение нескольких дней). Этот древний Геракл, вероятно, страдал ею в тяжелой форме. Нет, покачал головой Пуаро, если древние греки так представляли себе героя, то по современным меркам это никуда не годится. Весь этот античный пантеон его шокировал. Эти боги и богини… по-видимому, у них было много разных имен, как у современного преступника. Действительно, они казались определенно преступными типами. Пьянство, дебоши, кровосмешение, насилие, грабежи, убийства и кляузы – достаточно, чтобы у следственных и судебных органов постоянно была работа. Никакой нормальной семейной жизни. Никакого порядка, никакого метода. Даже в их преступлениях – ни порядка, ни метода!