Мысли преподобного Макария (Глухарёва) об улучшении воспитания в духовном звании - А. Стриганова

А. Б. Ефимов, М. И. Стриганова

Мысли преподобного Макария (Глухарёва) об улучшении воспитания в духовном звании

Надобно всегда иметь вооруженное, всегда образуемое, обучаемое и пополняемое воинство на случай открытия великой брани, а не тогда уже набирать ратников, когда настанет время выступать в поле, вступать в сражение.

Книга выполнена при поддержке гранта РГНФ 06-03-02092а «Идеи и идеалы России в истории и современном мире»

Предисловие

«Свет Христов просвещает всех» – таковы последние слова преподобного Макария (Глухарёва), выдающегося российского миссионера Х!Х столетия. В них не только пастырское завещание, но и главный смысл всей его подвижнической жизни, давшей замечательные плоды: им была основана Алтайская миссия, составлен проект развития миссионерского дела в России, осуществлен перевод значительной части Священного Писания. Преподобный Макарий внес важный вклад в дело воспитания духовного юношества – ключевой проблемы всего общества. В своих «Мыслях об улучшении воспитания…» он четко сформулировал, что исправления народа российского можно добиться только «исправлением духовенства», а исправления духовенства, чье состояние во все века определяло и определяет жизнь Церкви, а значит, и всего народа, – «исправлением воспитания детей духовнаго звания».

Образованием и воспитанием священников в Древней Руси занимались центральные монастыри. Затем был период смут и нестроений, во время которого уровень подготовки духовенства во многих местах снизился, а при Петре I возникла уже новая система образования, построенная по западным образцам. О теснейшей связи духовного воспитания с монастырским подвижничеством словно забыли.

Падение уровня подготовки священников пагубно сказалось на состоянии всех слоев общества. Попытки реформ духовных школ в конце XVIII – начале XIX в. шли в ключе светского реформирования, о монастырях в этой связи по-прежнему не вспоминали. И только в 1828 г. прп. Макарий (Глухарев) в сане архимандрита, находившийся на покое в Глинской Пустыни, возможно, на запрос святителя Филарета (Дроздова) составляет и направляет ему проект образовательного и воспитательного учреждения нового типа. Это было время возрождения в России монастырской жизни на общежительной основе со старческим окормлением. Традиции старчества укоренялись тогда по российским монастырям и в основном шли от учеников прп. Паисия (Величковского). На такой святоотеческой основе устроялись знаменитые впоследствии Саровская, Оптина, Глинская пустыни. Этот опыт прп. Макарий и положил в основу своего проекта нового образовательного учреждения монастырского типа.

Его «Мысли об улучшении воспитания.» были высоко оценены великим святителем Филаретом (Дроздовым), который сделал попытку на практике воплотить замысел своего любимого ученика. Составив на основе труда прп. Макария проект общежительного духовно-воспитательного заведения, он почти ни в чем не отклонился от его плана. Но хорошо известный проект святителя не был принят Синодом. Рукопись прп. Макария была направлена обер-прокурору с запиской святителя, которую он заключил словами: «Пусть она хранится у Вас доколе Богу угодно будет».

Богу было угодно, чтобы год назад эту работу, о которой нет упоминаний в научной литературе, извлекли из архива, и теперь она впервые публикуется с приложением известного «Краткого начертания, извлеченного из обстоятельной записки» святителя Филарета. Кризисное состояние, в котором оказались эти учреждения, по нашему мнению, явилось одной из главных причин трагедии 1917 г. и последующих десятилетий.

Начинающееся сегодня воссоздание Святой Руси ставит проблему духовных школ в ряд главных. Надеемся, что голоса прп. Макария и святителя Филарета будут сегодня услышаны и глубоко прочувствованы. Они позволяют в совершенно иной – современной – жизни найти формы духовного образования, помогающие взрастить и сохранить Дух Христов в наших юношах, готовящихся к пастырскому служению.

Глава I

История развития духовных школ в России до и после реформы 1808–1814 гг.

«Духовный регламент» архиепископа Феофана (Прокоповича)

Серьезное преобразование духовных школ, начатое по инициативе Петра I, имело своей целью прежде всего распространение веры среди всех народов российских. Образованное духовенство было призвано «народ учить и многочисленных в Сибири иноземцев, неведающих Создателя Господа Бога, приводить в познание истинныя веры и потому ко святому крещению искать расширения до самого государства Китайского»[1]. Неслучайно одной из первых в России была открыта Тобольская семинария, а основатель этой семинарии святитель Филофей (Лещинский) стал одним из организаторов и первых учителей духовных школ.

Раньше других ощутили неудовлетворенность старинным образованием в приходских школах Юго-Западной России. Чтобы противостоять польскому католичеству, за повышение уровня образования взялись братства, прежде всего наладившие тесные связи с Грецией, откуда и получили первых организаторов школьного дела. Плодом этого было развитие популярного в России эллино-славянского образования, которое господствовало в братских школах до реформы главной из них, Киевской коллегии, осуществленной в 1632–1634 гг. св. Петром (Могилой). «Петр Могила, получивший западное европейское образование, остался недоволен эллино-славянским направлением русских школ, встал за другую, увлекавшую его образованность – иезуитскую, с ее всемирным латинским языком и всеоружием схоластики»[2].

В середине XVII в. в Москву была приглашена первая дружина ученых иноков, питомцев домогилянских школ, сделавшаяся распространительницей эллино-славянского просвещения, затем явились учителя послемогилянского типа с их «латино-схоластическим направлением». Однако эллино-славянское направление было более популярным по сравнению с латинским. Академия и соединенная с ней Типографская школа, основанная в 1679 г., стали центром эллино-славянского образования, противопоставленного шедшему из Киева латинскому. Из Греции прибыли знаменитые братья Лихуды. «Латинско-киевский источник образования был отвергнут как нечистый и вредный для православия; остался другой, который проистекал от православной Греции и теперь обильно напоял струями лихудовских учений юную Московскую академию…»[3] Однако подозрительность ко всему новому довела до обвинения в неправославии самих Лихудов, они были заточены в Ипатьевском монастыре, и после этого академия быстро начала клониться к упадку.

Московская и Киевская академии являлись школами не собственно духовными, а чем-то вроде древнерусских университетов. Петр I высказывался о Московской академии как о царской школе с общим образованием, из которой должны были выходить люди «во всякие потребы, – в церковную службу, и в гражданскую: воинствовати, знати строение и докторское врачевское искусство». Эти слова были высказаны патриарху Адриану вскоре после возвращения Петра из первого путешествия по Европе, тогда же было указано на необходимость обучения духовенства, в котором царь видел проводников своих реформ в массу народа: «Священники ставятся, говорил он, грамоте мало умеют; еже бы их таинств научати и ставити в тот чин. На сие надобно человека и не единого, кому сие творити, и определите место, где быти тому. Чтобы возыметь промысл о вразумлении к любви Божией и знанию его христиан православных и зловещих татар, мордвы и черемисы и иных»[4]. По кончине патриарха Адриана прибыльщик Курбатов писал в своем донесении царю: «. школа, бывшая под надзором патриарха. в расстройстве; ученики числом 150 человек, очень недовольны, терпят во всем крайний недостаток и не могут учиться: потолки и печи обвалились»[5]. Протектором Московской академии стал местоблюститель патриаршего престола Стефан (Яворский). Петр наказывал ему: «1) дабы, не жалея имения и доходов дому патриаршего, училища учредил и о научении Закона Божия крайне прилежал; 2) дабы по прошествии малого времени ненаученных по крайней мере катехизиса и 10 заповедей, не освидетельствовав сам, во священники не ставил»[6].

Будучи питомцем Киевской академии, Стефан (Яворский) стал вводить в Москве близкие ему порядки. Ревнители православия и эллино-славянского учения безнадежно сокрушались о распространении латинских учений. Один из восточных патриархов, Досифей Иерусалимский, писал самому царю, доказывая превосходство эллинского учения над латинским: «Кто предпочитает латинский язык, есть еретик и отступник, и еще яко на латинском языке написана суть толикая ереси, толикая шпанства, паче безбожества»[7]. Однако реформа продолжалась, частично поворачивая Россию от старых византийских влияний к западной цивилизации, выросшей на римско-латинской основе.