Возвратимся мы не все - Сергей Аксу

Щенки и псы войны

Возвратимся мы не все

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.

©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес

Зачем он его купил, Колосков и сам толком не знал. Вот вдруг захотелось и купил. Как говорится, шлея под хвост попала. Захотелось боевых товарищей сфотографировать, себя запечатлеть во всей красе. Хотя ему этот «поляроид» и фотки и не нужны были. Отвалил тому чеченцу на рынке полкуска за фотик и четыре комплекта бумаги. Пощелкал своих парней-«собровцев», потом подвернувшихся «вованов»: прапорщика Сидоренко, «старлея» Тимохина с сержантом Афониным, Привалова, Кныша с «мухой», чуть позже вслед за ними примчался запыхавшийся земляк, рядовой Эдик Пашутин. Оказывается, у него был день рождения. Повезло пацану. Успел! Последнюю карточку на него и потратили. Двадцать годков стукнуло Академику, как-никак! Потом, смеясь, долго рассматривали цветные снимки.

Через пару дней старший лейтенант Колосков должен был отправляться за снаряжением, почтой и продуктами в «родные пенаты». Соседи, «омоновцы» из Орска, попросили его подбросить до дома двух своих сотрудников.

Раненного в ногу майора Святова сопровождал капитан Иса Сатаев. Чеченец Иса заодно ехал проведать свою семью, которую несколько лет назад перевез на жительство в Орск. Он боялся за жену и ребенка. Многих его родственников убили дудаевцы. Старший брат Исы, Муса, летом 1995-го командовал чеченским ОМОНом. Погиб спустя год, проезжая ночью мимо блокпоста под Дуба-Юртом. Он не остановился на предупредительные выстрелы, и его «уазик» буквально изрешетили пулями свои же.

Выехали засветло вместе с колонной, направляющейся в Хасавюрт. За Хасавюртом сержант Иван Капало выжимал из «УАЗа» все, на что тот был способен. Несколько раз их останавливали на постах ГАИ, особенное внимание было приковано к их пассажирам, орским «омоновцам», вероятно, из-за чеченца Исы, который явно не вписывался в их компанию, ни фамилией, ни своим кавказским обличием. Лицо кавказской национальности у проверяющих вызывало соответствующее отношение. Миновали Оренбург, от которого на Орск вели две дороги: либо по автотрассе на Казахстан, либо по южной дороге через Беляевку. Дорога на нее была не такой комфортной, как первая, но другого пути у них не было. Им надо было заехать в райцентр, где проживали родители сержанта Афонина. Передать им фотографии и весточку от сына. В Беляевке притормозили у магазина, спросили у бабок, торгующих семечками, как найти Афониных. Оказалось, совсем рядом, на соседней улице. Иван лихо подкатил к дому. Перед домом с голубыми резными ставнями аккуратный палисадничек, огороженный невысоким забором из сетки-рабицы. Вылезли из машины кости размять. Колосков подошел к калитке, громко постучал. За забором неистово залаял мохнатый низенький «бобик», хвост баранкой, типичный двортерьер. На крылечко нерешительно вышла женщина в пуховом платке, наброшенном на плечи. Окинула тревожным взглядом стоящих чуть поодаль от машины военных. Ее большие серые глаза перебегали с одного лица на другое. Она с испугом уставилась на Ису, на его смуглую физиономию с крючковатым носом. И побледнев, судорожно ухватилась пальцами за косяк.

– Здравствуйте! Афонины здесь проживают? – обратился к ней старший лейтенант. Побледневшая женщина молча кивнула.

– Да, вы не пугайтесь, мамаша! Мы вам письмо и фотографии от сына привезли! По пути вот заскочили! В Орск едем, раненого товарища везем.

Из-за женщины показался встревоженный муж. Грузный лысеющий мужчина в клетчатой рубашке.

– А я-то перепугалась! Как услышала, у калитки машина резко остановилась, так у меня сердце и кольнуло. Думала, с Федечкой, что-то случилось. А когда вас увидела, – хозяйка виновато посмотрела на Ису. – Простите, со мной вообще плохо стало.

– Мариванна! Да успокойтесь вы, наконец! Жив, здоров ваш Федор!

– Еще здоровее стал! – добавил Иван Капало, уплетая пирожки с капустой и грибами за обе щеки. – Вот такой стал!

– Федя, сыночек, – тихо всхлипывая, причитала женщина, с любовью вглядываясь в маленькие цветные фотографии. – Похудел родной, изменился.

– Возмужал! Там все меняются! – морщась, майор вытянул больную ногу.

– Совсем взрослый! А уезжал-то совсем мальчишечкой!

– На войне быстро взрослеют! – вновь отозвался раскрасневшийся Святов.

– Паша, принеси пуфик и подушку.

У хорошо протопленной «голландки» на цветастом коврике возлежал, нахохлившись и распушив усы, жирный рыжий кот. Он, закрыв глаза, вслушивался в радостное щебетание и вздохи хозяйки, изредка поглядывая через узкие щелки глаз на незваных шумных гостей.

– Ну, и котяра у вас! Невозмутимый, как бонза! Как кличут сего господина?

– Марсик! Лентяй первостатейный! Каких свет не видывал! Это его Федечка еще в детстве на улице совсем крохотным подобрал.

– Марсик! Марсик! Ну, Марс же! – безуспешно попытался Иван привлечь внимание откормленного кота. – Во гад, нажрался сметаны и ноль внимания! Эх, жаль не я твой хозяин! Ты бы у меня всех мышей в округе и близлежащих окрестностях переловил!

– Вот так вам удобнее будет, кладите ногу на пуфик, – сказал появившийся хозяин, устанавливая перед майором пуфик и пристраивая пуховую подушку за спину майора.

– Да вы не стесняйтесь, милые, ешьте! Паша, подрежь еще соленых огурчиков.

– Ну, мужики, еще по одной! – сказал муж Мариванны, разливая по рюмкам водку. – За вас, служивых!

– У меня дед еще в Первой конной у Буденного служил, – похвастался майор Святов.

– Хватит заливать, Андреич! – прыснул в кулак Колосков.

– Почему заливать?

– Фантазер, ты наш.

– Не сходится, дорогой, по годкам не тянет! – добавил с усмешкой Иса, поблескивая черными глазами, пощипывая аккуратно постриженные усы.

– Все тянет, братцы. У меня отец поздним ребенком был, да и со мной тоже припозднился, потому что семьей обзавелся уже довольно зрелым мужиком. У моего деда умерла жена, оставив двух маленьких мальчишек. И он женился на женщине с ребенком, на вдове своего комиссара. Тут-то и появился спустя десяток лет по неосторожности на божий свет мой родитель. Разница у него между старшими братьями была 14–17 лет. Батя рассказывал, старший, Николай, был большой умница, с отличием окончил Казанский университет и, вернувшись в родной город, стал у них в школе директором. Представляете, родной брат – директор школы. Ну, отец у меня шебутной был пацан, последний ребенок как-никак, естественно, засюсюканный, всеми заласканный. Как-то батя вернулся усталый с рыбалки и завалился спать. А мать стала его одежду приводить в порядок и в кармане обнаружила махорку. Пожаловалась старшему. Когда папашка проснулся, брат вывел его во двор и давай читать ему нотацию о вреде курения в его юном возрасте. Мой папаня, недолго думая, перемахнул через забор и запулил оттуда в воспитателя булыжником. Николай в войну командовал батареей, погиб за месяц до окончания войны. Наверное, из-за того, что у него рано умерла мать, он был самым серьезным из братьев. Дед его очень любил и тяжело переживал гибель первенца. Второй, Костя, подался в летное училище, воевал с немцами, потом в Корее, ушел в отставку полковником. Третий, Александр, тот, что приемный, тоже выбрал военную стезю. Окончил военную академию. Был репрессирован, к счастью отделался двумя годами лагерей, тоже полковник. И батя ведь мой покойный, тоже до полковника дослужился.

– Только ты, наш дорогой Андреич, так и будешь прозябать в майорах, пока на пенсию не выпроводят, – отозвался старший лейтенант. – Помяни мое слово!

– Это точно! Академия мне уж ну никак не светит! – согласился Святов, прикуривая от зажигалки.

– Не видать тебе ее как своих ушей! Староват ты для нее. Раньше надо было всех впереди локтями-то распихивать. Не перспективный ты у нас теперь. Сейчас нужны молодые, энергичные, яйцеголовые. А мы с тобой уже отработанный материал, «пушечный фарш», нас учить, только время впустую гробить, хотя боевого опыта у нас ого-го. Форы любому «академику» сто очков вперед можем дать…

Через пару часов стали прощаться. Мария Ивановна приготовила им в дорогу большой пакет со всякой домашней снедью. Пока Иса провожал майора в уборную, расположенную в глубине двора, Колосков поведал ей о жизненных перипетиях капитана. Узнав об Исе всю подноготную, она стала с теплотой выспрашивать у вернувшегося чеченца о его семье. Появился куда-то запропастившийся Павел Семенович с огромной картонной коробкой в руках, от которой исходил завораживающий аромат.