Стисни зубы и умри - Лорел Кей Гамильтон

Лорел Гамильтон

Пуля

Анита Блейк – 19

Не стоит смотреть в пропасть, ибо в ней есть невыразимое обаяние, которое привлекает нас.

Густав Флобер

Глава 1

Я прокладывала путь через толпу родителей и детей, сжимая в руке крошечную шутовскую шляпу. В своем темно-синем костюме с юбкой я выглядела, как десяток других матерей, которые были вынуждены прийти прямо с работы на танцевальный вечер. Мои волосы слегка вились и были немного чересчур черными среди остальных матерей-блондинок, но никто не пялился на меня. Единственное, что меня извиняло, в то время как я пробиралась через толпу родителей, тетушек, дядьев, бабушек, братьев и сестер, - я не была одним из родителей. Я была здесь просто в качестве моральной поддержки и спасателя-костюма-в-последнюю-минуту. Это было в духе Моники Веспуччи: оставить часть костюма ее сына в своем доме, и нуждаться в срочной помощи. Мы с Микой допоздна встречались с клиентами, так что честь ехать на операцию по спасению выпала нам, и сейчас, поскольку подавляющее большинство выступающих были женского пола, только я одна смело могла пройти за кулисы без скандала других мамаш. Что, интересно, делали маленькие девочки, у которых не было родственников женского пола, в таких случаях? Мой папа растерялся бы.

Маленькая девочка и ее мать едва не столкнули меня с лестницы, спеша пробраться мимо. Малышка влетела в меня так, что пиджак моего костюма отошел, и она вытаращилась на мою пушку в кобуре и значок Маршала США. Глаза ребенка расширились, когда она встретилась со мной взглядом. Мать ничего не заметила, продолжая тащить молчащего ребенка вверх по лестнице. Я пропустила их вперед, огромные, темные глаза девочки провожали меня до тех пор, пока толпа не скрыла ее из поля зрения. Ей было не больше пяти. Хотела бы я знать, попытается ли она рассказать своей матери, что видела женщину с пистолетом и значком.

Я стала проталкиваться вверх по лестнице, прижимая руку с клоунской шляпой к жакету, потому что я больше не хотела случайно светить свою пушку. Я собиралась сохранить в тайне свой род занятий от кричащих детей и их бешеных матерей. Им не следовало знать, что я охочусь на маленьких плохих вампиров и оборотней в составе сверхъестественного филиала службы Маршалов США. И, конечно, им не следовало знать, что по ночам я подымаю зомби. Я смешалась с толпой, пока никто не понял, кто я такая.

Я добралась до верхнего коридора, там стоял одинокий мальчик в возрасте старше двенадцати со своей матерью. У нее на лице застыло почти неловкое выражение, словно она извинялась, что у нее не девочка. Я знала, что наверху были еще мужчины, потому что некоторые из них были моими, но они находились на безопасном расстоянии от переполненной эстрогенами комнаты маленьких девочек.

Сыну Моники было меньше пяти, поэтому он еще не считался мужчиной. Он был просто ребенком. Сейчас, если бы мне удалось найти ребенка, передать его матери шляпу и сбежать на наши места, где все меня ждали, я бы считала это победой, хотя, зная Монику, не сомневалась, что ей потребуется что-то еще. Мне она вообще не нравилась. Но ее муж был одним из вампиров Жан-Клода, скончавшимся в некотором роде при исполнении служебных обязанностей, поэтому Жан-Клод был убежден, что он и другие должны заменить ей потерянного мужа. Это было великодушно, я даже поддерживала его, но, когда могла, я избегала Моники. Однажды она предала меня и нашего общего друга плохим вампирам. Она извинилась, и она зависела от людей Жан-Клода, когда нужно было срочно посидеть с ребенком и в таких ситуациях, как сегодня. Она была плохой, поскольку плохим был старый Мастер города; теперь, когда у нас был хороший Мастер города, Жан-Клод, она была хорошей. Конечно, а рождественский кролик - мой друг.

Тот факт, что у меня был ключ от ее дома, в случае возникновения чрезвычайных ситуаций, по-прежнему напрягал меня, но Жан-Клод был прав: у кого-то, кто мог выйти в дневное время, должен был быть ключ. Он также знал, что независимо от того, насколько мне не нравилась Моника, я поступила бы правильно. Он был прав, черт побери. Стадо розовых маленьких девочек в блестках пронеслось мимо меня. Я прижалась к стене и позволила преподавателям погнать их вниз. Было так много причин, почему у меня до сих пор не было детей.

Я услышала, как выкрикнули мое имя, характерным детским звонким голосом "Нита, Нита!" Я не знаю почему, но только в последнее время Мэтью, сын Моники, начал мне нравиться.

Он торопливо подошел ко мне в своем ярком разноцветном шутовском одеянии с маленькими шариками спереди, которые соответствовали таким же на шляпе. Его волосы были темно-каштановыми, как и у его матери, но было что-то такое в его трехлетнем лице, что заставило меня вспомнить о его умершем отце. Роберт не был моим любимчиком, но он был красив, и Мэтью был милым ребенком. Он подбежал ко мне с поднятыми руками и запрыгнул на меня. Он был небольшим для своего возраста, но все равно это было поразительно. Я поймала его и подняла на руки, поскольку что-либо другое сделать было трудно, а иначе он стукнул бы меня сандалиями.

Он положил свои маленькие ручки мне на плечи и потянулся, чтобы поцеловать. Я подставила щеку, но он коснулся моего лица и покачал головой, очень торжественно.

- Я уже большой мальчик, Нита. И целуюсь, как большой.

Еще две недели назад с поцелуями в щеку все было о'кей, но сейчас Мэтью был абсолютно уверен, что поцелуи в щеку - это детство. Мне пришлось задуматься, не была ли Моника чрезмерно дружественна с новым другом перед малышом. Это была Моника, у нее должен был быть друг.

Я сказала Монике об этом, и она решила, что это мило. Мэтью поморщился и подарил мне один поцелуй, запачкавшись моей ярко-красной помадой.

- Теперь на тебе моя помада, что больше подходит для большой девочки, а не большого мальчика, - произнесла я, и огляделась в поисках бумажных салфеток, или чего-то в этом духе, чтобы вытереть его рот. Также я искала его мать. Куда подевалась Моника?

- Большого мальчика, если это твоя губная помада.

Я нахмурилась в это крошечное личико в дюймах от меня.

- Что ты подразумеваешь под большим мальчиком, если она моя?

- Все большие мальчики целуют тебя, Нита.

Меня затопило ощущение, что, возможно, идеи ему подавали не только Моника с ее парнем.

- Где твоя мать? - произнесла я и стала осматривать комнату с некоторым отчаянием.

Она, наконец, вырвалась из массы женщин и девочек разных возрастов и, сияя, направилась к нам. Меня немного озадачивало то, что Моника, казалось, думала, что я не держу зуб за ее измену пять лет назад. А я держала, и не доверяла ей. Казалось, она об этом не догадывается.