Улюха - Светлана Багдерина

Светлана Багдерина

Улюха

— Ох ты, надо же, ишь ты, гляди ж ты…

Царь всея Лукоморья Василий Двенадцатый вертел в руках красную блестящую штучку размером с большой палец, и голубые доверчивые глаза его светились удивлением.

На лукоморского царя со снисходительным добродушием, сложив пальцы замком на животике, поглядывал гостеприимный хозяин, король Гельвитании Ан де Труа.

— Чего там у вашего величества? — закончив беседу с гельвитанским архистратигом, князь Митрофан Грановитый, главком обороны страны, с любопытством вытянул тощую шею.

— Вот, гляди, Граненыч, какую пречудную вещичку мне только что его гельвитанское величество подарило! — недоверчиво покачивая головой, словно всё еще сомневаясь, что такое возможно, царь протянул генералу на ладони размером с пирожковую тарелку завороживший его предмет.

Митрофан осторожно, двумя худыми тонкими пальцами взял диковинный сувенир, близоруко прищурился и поднес к глазам.

— И чего? — недоуменно вопросил он после осмотра странной штучки, празднично блестевшей полированным корпусом из красного дерева, но никакой иной занимательности под его пытливым взглядом упорно не выказывавшей.

— Да ты так-то не гляди на нее, — нетерпеливо посоветовал Василий. — Ты вон те металлические полоски видишь? Сбоку, с торца?..

— Ну, вижу, — не понимая, к чему его загадочное величество клонит, признался Граненыч.

— Видишь там вроде лунки для ногтя?

— Ну?..

— Потяни!

Граненыч послушно вставил желтоватый ноготь в полукруглую выемку и потянул.

Из недр красной штуковины вылезло миниатюрное, длиной сантиметров в пять и шириной в десятую часть длины, лезвие.

— Ножик! — умильно прокомментировал царь. — А теперь вон за ту торчалку дерни!

Главком дернул — появились ножницы: маленькие, забавные, на пружинке, с одной оттопыренной в сторону ручкой.

Он попробовал стригнуть ноготь — ничего другого в голову по применению такой крохотной безделицы не пришло — но веселые ноженки, беззубо шкрябнув по прочной корявой пластине, сотрудничать отказались.

Его величество это не смутило ни в малейшей степени.

— Ты теперь вон ту пипочку тащи!

Та пипочка и еще несколько следующих принесли на всеобщее обозрение пилку для ногтей, еще три ножичка — мал-мала-меньше, наверное, семью того, первого, шило, больше похожее на иголку, забавный штопор, складной стаканчик, трубочку для коктейля и крохотную отвертку — не иначе, для ремонта карманных часов. А после нажатия на потаенную кнопочку из мелких плоских недр красной диковины к удивлению генерала еще и зазвучал такой же плоский незатейливый мотивчик.

— Видишь, Граненыч, какая красота! — сияя глазами, как ребенок, демонстрирующий друзьям долгожданный подарок, восхищенно промолвил Василий. — Гляди-ка, чего гельвитанские мастера могут сотворить!.. Гельвитанский армейский нож называется! Какая крохотулька, а сколько всего в нее полезного понатолкано!

— Особенно ножницы, — рьяно поддакнул своему монарху генерал.

— Вот-вот! — обрадованный пониманием, заулыбался царь. — И хорошо, что ты подошел — а то я, сколько ни бился, своими лапами ничего даже подковырнуть не смог! Какая малость — а как сделано всё тонко!

— Мудро подмечено… филигранная работа… — польщенный горячим одобрением коллеги, самодовольно закивал Ан де Труа. — Не в обиду будет лукоморским гостям сказано, а только в вашем царстве таких мастеров найдется едва ль.

Последняя ремарка, похоже, вывела Василия из состояния телячьего восторга и задела за живое.

— Обидные ваши слова, ваше величество! Наши мужики ничуть не хуже гельвитанских мастеров всякую штуковину замастрячить умеют!

— Может, ваши… мужики… и вправду много чего умеют… штуковин… кхм… разных… — с вежливым скепсисом покривилась ухоженная физиономия гельвитанского правителя. — Но только нашим гельвитанским искусникам равных на Белом Свете нет, и еще не скоро будет, ваше величество.

— А вот и есть им равные! Да еще почище! Ваше величество! — пылко взмахнул кулаком Василий.

— Боюсь, ваше величество ошибается, — галантно покачал головой король.

— А вот и не ошибаюсь! — уперся Василий.

— Да нет нашим мастерам нигде равных! — гордо вскинул голову Ан.

— А вот и есть! — встрял в спор, защищая родных мастеров чахлой грудью Граненыч. — У нас при обозе такой мужичок имеется, Никита Кулебякин, УлюхА по прозвищу, так он хоть какую тебе чудо-юду за полдня смастерит-заварганит, только намекни! Золотые руки! Платиновая голова!

— Да чтобы такую вещицу повторить, тридцать лет учиться надо! — обиженно взвился король.

— А ему трех дней хватило бы! — упрямо выпятил нижнюю губу князь Грановитый.

— Не верю! — раскрасневшийся от спора гельвитанин откинул тыльной стороной узкой ладони завитые локоны с лица на затылок и гордо вскинул напомаженную голову. — Не бывать такому! Не может! Такого! Быть!!!

— На что спорим? — азартно сощурился раззадорившийся царь.

— На интерес!

— Это как? — не понял лукоморец.

— Ну, к примеру, когда я выиграю, то загадаю желание, что бы ты такое сделал — на крыше, к примеру, прокукарекал, или на руках по комнате прошел…

— Да еще неизвестно, кто у нас где кукарекать будет! — задорно подбоченился Василий.

— Ха! — повторил его позу Ан. — Всё известно! Ни за что вашему мужику за три дня такую филигранную работу не повторить!

— А почему за три именно? — заморгал, спохватившись, Граненыч.

— Так ведь через четыре вы уж уезжать, вроде, с утра пораньше планировали? — недоуменно наморщил лоб де Труа.

— А, ну да! — спохватился Василий.

— А через три у нас прощальная охота по протоколу, вот в обед в охотничьем шале пусть этот ваш… кхе-кхе… Улюха… свое умение и покажет!

— А по рукам!

— А по рукам!

— Граненыч, разбивай! — энергично махнул свободной дланью как лопатой лукоморский царь.

— Архистратиг Артикул! Свидетелем будешь! — пристукнул изящным кулачком по столу король.

— Э-э-эх, где наша не пропадала!.. — весело ухнул главком всея лукоморской обороны и, крякнув усердно, словно дрова колол, рубанул ребром ладони по сцепленным рукам начальства.

— Ну, всё, брат наш Василий! Проспорил ты мне желание! — подначивая царя, подмигнул король.

— А это мы еще поглядим, — хитро усмехнулся Василий.

— Поглядим, поглядим, — уверенный в своей скорой и безоговорочной победе заулыбался король и изысканным жестом пригласил дорогих гостей перейти от споров к фуршету.

Когда разгоряченные, раззадоренные утиной охотой Ан и Василий в сопровождении Граненыча и Артикула вернулись в лесной домик к обеду, Улюха уже поджидал их на улице.

Завидев веселую компанию охотников, мужичок, скромно притулившийся у колеса лукоморской телеги, проворно вскочил на ноги, отряхнул от пыли тощий зад, и отвесил глубокий поклон, направленный по биссектрисе в пространство между двумя монархами[1].

— Доброго вашим величествам дня, здравствовать вам да царствовать до ста лет и дальше, — с безмятежным достоинством проговорил умелец, с придворным этикетом не знакомый отродясь и довольный этим.

— А-а-а, Никита! — обрадовано улыбнулся Василий Двенадцатый, бросил добытых уток подбежавшему краснощекому повару, и с нетерпением повернулся к снова заробевшему мужику. — Ну, давай, показывай нам, как ты гельвитанское чудо повторил!

— Не повторил я… — смущенно пробормотал Улюха, но, не успел Василий сурово нахмуриться, а Ан победно просиять, как мастер поспешил добавить: — Я его превзошел.

Публика ахнула.

— Ну, так чего же ты скоромно так пристроился тут снаружи, давай, в дом заходи, карманы выворачивай, показывай ювелирную работу! — заулыбался как майское солнышко лукоморский царь. — Поди, лупу надо, чтоб на твое творение любоваться?

— Д-да нет, вроде, и так видать, — отчего-то сызнова сконфузился Улюха.

Поигрывая снисходительной усмешкой на тонких губах, Ан де Труа достал из кармашка штанов нож своей армии — двойник подаренного три дня назад лукоморцу — и приготовился сравнивать.

Не глядя на демонстративные приготовления гельвитанского правителя, Никита сосредоточенно повернулся к телеге, вытянул из-под рогожи продолговатый предмет, закутанный в мешковину, несмело обвел близорукими глазками присутствующих сильных мира сего, и с надеждой глянул на Василия.

— Вот подумал я тут… на досуге… подумал, значит… царь-батюшка… — сипло откашлявшись, спотыкаясь и останавливаясь почти после каждого слова, начал он свою речь, — и чтобы гельвитанцкую вещичку за пояс заткнуть, измыслил одну… штукуёвину… шибко полезную… значит…