Отражение не меня - Марина Суржевская

Марина Суржевская

Отражение не меня. Искра

Светлые отступили, ушли за Зону Сумерек, за ледяной полог. Они снова прогнали стражей света, хоть и ценой собственной крови и испитой светлыми воинами магии. Шариссар сбросил броню тяжело — слишком много сил потратил, и оборот в человека давался с трудом. Будь его воля — не оборачивался бы, упал на все четыре лапы и проспал пару дней. Все, чего хотело израненное тело — отдыха. Но королева ждет, и она не любит, когда он приходит к ней зверем.

Кожа без брони кажется слишком уязвимой, беззащитной. Но оборачиваться нужно, иначе можно совсем одичать и не заметить, как уходит сознание. Айк подал паладину мокрую холстину, и Шариссар благодарно кивнул. Ванну на границе не принять, конечно, но кровь и грязь стереть хочется. Быстро обтерся и надел чистую одежду, пристегнул оружие.

— Арка уже готова, господин, — склонил голову его верный оруженосец. Шариссар, проходя, хлопнул его по плечу и вздохнул. Королева ждет. А ждать слишком долго она не любит.

Арку проводник поставил на пригорке, там, где было меньше трупов. Впрочем, убитых уже обходили Поднимающие, придирчиво рассматривали тела. Разорванные клыками или сожженные синим пламенем, конечно, уже ни на что не годятся, а вот более-менее целые еще послужат на благо Королевства. Воины из мертвых не получаются — слишком медлительны, и даже полное отсутствие эмоций это не компенсирует. Зато выходят отличные слуги — безропотные, молчаливые и услужливые. Если Поднимающий не сплоховал, то прослужить Бездушные могут довольно долго. А самое главное их достоинство — такой слуга никогда не разболтает хозяйские секреты, не засунет любопытный нос в спальню, и не продаст за долю света. Единственное, Бездушных не стоит использовать на кухне. Все-таки выловить в тарелке супа чужой палец или глаз не слишком приятно, хотя паладин мрака за годы войны и дохлых крыс ел, ему не привыкать. Но вот впечатлительные леди от таких фокусов теряют аппетит. Бездушные не виноваты: как ни силен Поднимающий, но мертвое тело все равно мертво. И ток магии и тьмы не заменит живой крови и света.

— Господин, — проводник согнулся в поясе так, что седые космы упали на землю. — Арка во дворец к вашим услугам.

Шариссар окинул взглядом поле битвы.

Много потерь. Плохо.

Светлым на этот раз удалось прорвать темный полог, найти точку разрыва. И это нужно как-то объяснить Ее Величеству. И конечно, сделать это придется ему. Ну, что ж… Он набрал воздуха и шагнул в подпространство Арки. Тело привычно свело дрожью, сердце застучало тяжело, надрывно, а его внутренности завибрировали от разрывающей силы. Но проводник паладина, хоть и старик, свое дело знал, пространство сжимал мастерски, и его арки были не только надежные, но и короткие. Так что Шариссар вышел почти сразу, не успев помучиться. Стражи Мрака встретили его направленными в сердце клинками или полной броней. Паладин усмехнулся, махнул рукой.

— Неплохо, — похвалил он. Специально ведь велел проводнику сделать выход в дальнем конце дворцового парка, чтобы проверить бдительность стражей. Но они снова сработали на совесть. Хотя…

Оборачиваться он не стал, решив проверить оборону в человеческом облике. Черная сталь двойных клинков стала продолжением ладоней, два разворота, и он ударил в стража, что стоял с краю. Тот сломался через миг, хоть и ожидал нападения, но Шариссар успел пробить ему грудную клетку до того, как стрелы ударились в его защитный барьер. Паладин гневно развернулся, остановил тяжелый взгляд на старшем страже. Тот присел, прижимая голову к земле и убирая когти на лапах.

— Если бы я обернулся, то успел бы добежать до ворот, — недовольно бросил он. — Зайдешь ко мне через час.

Страж смотрел желтыми звериными глазами, понимая, что ничего хорошего этот визит ему не принесет. Сам виноват. Надо думать, когда расставляешь заслон: вместо паладина из Арки могли выйти Светлые. Такой просчет может дорого им обойтись, а за свои ошибки надо платить.

Шариссар развернулся и пошел по дорожке между каменными деревьями. Они сверкали малахитовой зеленью и горели красными прожилками даже сейчас, когда парк погружался в третьи сумерки, и над шпилем хрустальной башни поднималась Звезда Мрака. Огненное сердце на башне наливалось кровью, и паладин потянул темную силу — жадно, истово, ощущая, как затягиваются его раны. В голове слегка зашумело, и он прервал поток. Пока достаточно. Высший паладин тьмы не хотел являться к королеве хмельным…

Она уже ждала его, он чувствовал. Звала. Если бы не звала, даже он не смог бы найти повелительницу. Но она звала, и этому зову невозможно было противиться. Впрочем, паладин этого и не хотел. Предвкушение наполнило нутро томлением и горечью, сладким кровавым привкусом ожидания.

Поднялся по белым ступеням, уже по привычке отмечая невидимых воинов, вмурованных в хрусталь стен. Они обездвижены века назад, но все еще живы, охраняя подступы к королевским чертогам. Три десятка сильнейших магов королевства, влитые в хрусталь живьем и ставшие единым целым с башней. Их боль и ненависть сделала эти стены почти несокрушимыми, налила тьмой и силой вечной смерти. Их взгляды провожали Шариссара, и в сумраке синих глаз он видел насмешку. Не живые и не мертвые, они всегда смеялись над теми, кто шел к королеве.

Стекло лестницы под ногами паладина истончалось, и на четвертом пролете исчезло вовсе. Но он слишком давно служил королеве, чтобы бояться шагнуть в пустоту. Шариссар ступил на невидимую глазу ступеньку без страха.

Лиария ждала наверху, почти возле огненного сердца, ее зов заставлял кровь бурлить в жилах паладина. Он прошел последний пролет и толкнул дверь, выходя на открытую площадку. Она стояла к нему спиной, сегодня на ней было красное — дань погибшим воинам и их пролитой крови. Белые волосы развевал ветер, играл с прядями, как ласковый любовник. Шариссар молчал, понимая, что королева давно услышала его. Сердце Охаронна пульсировало, заливая башню багровым светом и тьмой, и паладина снова повело от черной магии. Даже заслоны не помогали: здесь ее было слишком много, больше, чем воздуха, больше, чем жизни. И от Тьмы и крови он хмелел, хотелось пить их жадно, до одури, до потери человечности, до обращения, до безумия! Шариссар сжал зубы и укрепил внутри себя барьер, отрезая сознание от притягательной бездны. Лиария тихонько засмеялась и обернулась.

— Твой самоконтроль всегда удивлял меня, высший паладин Мрака. Даже я не могу растопить холодную сдержанность своего стража.

— Вам стоит лишь приказать, Ваше Величество, — он опустился на колено и склонил голову. Алые шелковые туфельки остановились около стража, когда королева подошла, и холодные пальцы прикоснулись к его щеке.